Хайсл продолжал молчать. Тогда Беконный Священник сам ответил на свой вопрос:
— Вполне возможно, что она ответит ему взаимностью. Любой неглупый человек в этом городе подскажет тебе этот ответ.
Хайсл сухо заметил:
— Ты забываешь, что она остаётся очень верной своим обетам монахиней.
— Нет, я ничего не забываю. Я не имею в виду физическую любовь. Но вспомни, что когда она уезжала, то считала его злым существом, которое не волнует ничто, кроме удовлетворения своей ненависти. Так думали и мы с тобой. Теперь наверняка она так не думает. То, что он сделал, никак не похоже на поступок злого, бессердечного существа. По крайней мере, в том, что касается её.
Он опять похлопал по бумаге.
— Я думаю, что Святек ошибся. Он должен был отправить их вместе. Он утверждает, что русские ждут от нас сейчас её снятия с маршрута. Он не понимает, что наша сила в нестандартных, неожиданных решениях. Русские будут теперь искать одного Мирека. Нам надо послать в Прагу распоряжение о том, чтобы их и дальше отправили парой.
— Сейчас, скорее всего, уже поздно. Это займёт достаточно много времени. Когда придёт наше указание, он, вероятно, будет уже в пути.
Ван Бурх невозмутимо ответил:
— В таком случае она должна будет его догнать.
Хайсл вздохнул и уже было поднялся, чтобы идти организовывать передачу депеши. Но голос ван Бурха остановил его на полпути к двери.
— Оба мы знаем, что два человека, работающих вместе, как единая команда, это куда больше, чем один человек. В течение многих лет мы видели много примеров тому. Для этих двух людей нужен общий стимул, а лучший стимул — любовь.
Хайсл склонился вперёд, положил обе ладони на стол и сказал очень чётко, с ударением:
— Ты, конечно же, прав. Но, будучи правым в одном аспекте, ты ошибаешься в другом. Посылая её вместе с ним, ты рискуешь разрушить её жизнь… если даже её не поймают.
Беконный Священник в ответ только мрачно кивнул.
— Ян, я должен пойти на этот риск. Я много раз рисковал и раньше ради высшего блага… ради нашей церкви.
Глава 17
Мирек решил для себя на всю жизнь: больше он никогда не станет пить молоко.
Он сидел в сарае на самом берегу озера Оравска. Его вытащили из молочной цистерны двадцать минут назад, но он всё ещё никак не мог прийти в себя. При воспоминании об этом путешествии он испытывал учащённое сердцебиение. Дорога доставила ему сильные физические страдания.
Он знал, что время относительно, и хорошо понимал это научное положение. Но время, проведённое им в цистерне с молоком, сводило все это понимание на нет. Поездка на расстояние в сто километров с пятью остановками, во время которых в цистерну заливали молоко, продолжалась три часа. И каждая минута казалась Миреку вечностью.
Он забрался в цистерну примерно в три часа дня. Прощание с Аней было для него очень мучительным. Они стояли друг против друга в сарае. Антон тактично покинул их в этот момент. Миреку вдруг показалось, что он выглядит в своём водолазном костюме ужасно нелепо. Если бы он не чувствовал такой боли от прощания с Аней, он бы посмеялся над тем, что стоит в таком наряде в центре европейского континента.
Он с волнением смотрел Ане в глаза. Он пытался увидеть в них какой-то намёк. Но видел сострадание, может быть, заботу, но никак не то, что хотел бы разглядеть. Голова у него болела из-за ночной выпивки. В душе он проклинал себя за столь непрофессиональное поведение. Аня предложила ему аспирин, но он отказался, не желая показывать в момент прощания с ней свою слабость.
Нейлоновая сумка стояла у его ног. Она была упакована в большой пластиковый пакет и перевязана бечёвкой.
Мирек положил руки Ане на плечи и нежно притянул её к себе. Аня повернула голову, подставляя ему щеку для поцелуя. Его лицо приблизилось к ней. Она сказала Миреку почти в самое ухо:
— Удачи тебе, Мирек. Думай только о себе, а обо мне не волнуйся.
Он почувствовал, как её тело коснулось его, но в этом движении не было страсти. Вздохнув, он выпустил её из своих объятий и нагнулся, чтобы поднять сумку. Выпрямившись, он хотел что-то сказать ей, но передумал. Он просто кивнул головой и направился к двери. Но когда он уже подошёл к ней, то услышал, как Аня тихо позвала его. Мирек обернулся. Сарай был плохо освещён. Он увидел, что глаза у неё были все в слезах. Он уронил сумку, потому что её руки обвили его шею, а сама Аня прижалась к нему всем телом.
— Я буду молиться за тебя, Мирек.
Он почувствовал, что щеки Ани влажны от слёз. А потом она поцеловала его в губы. Нежный, неопытный поцелуй, но всё же она поцеловала его в губы!
Вдруг она отпрянула и сухо повторила:
— Я буду молиться за тебя, Мирек.
Он медленно поднял сумку и решительным тоном произнёс:
— Аня Крол! Когда всё это закончится и я пройду сквозь все испытания, я обязательно найду тебя.
Она даже не успела ничего ответить, потому что он быстро повернулся и вышел.
* * *
Сперва Миреку казалось, что поездка обещает быть несложной. Сбоку на цистерне имелись ступеньки. Круглая крышка наверху была открыта. Внутрь вела металлическая лесенка.
Антон сидел наверху, держа в руках акваланг. Водитель, пожилой мужчина лет шестидесяти, взял у Мирека сумку, сказав:
— Я передам тебе её, сынок.
Вдруг в голову Миреку пришла неприятная мысль. Он взглянул на Антона и сказал:
— Если кто-нибудь откроет крышку, то сможет увидеть пузырьки, которые будут подниматься на поверхность от акваланга.
Антон улыбнулся и покачал головой.
— Поднимись сюда и взгляни.
Мирек вскарабкался вверх по лестнице и посмотрел внутрь. Цистерна была полна всего на треть, а сверху, на поверхности молока, лежал густой слой пены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115