Это были чисто физиологические отношения. Я иногда занимаюсь подобными вещами с кем-нибудь из курсантов. И поверьте мне, мы обмолвились буквально парой слов… Видите ли, майор, меня это устраивало. И его, видимо, тоже. В тишине было лучше… Никаких лишних слов, никакой лжи, а всего лишь два слившихся в единое целое тела. Вы меня понимаете?
Гудов хорошо понял её и поверил ей. Правда, он уже был близок к полному отчаянию, ведь он так надеялся на информацию, которую она могла дать. Он посмотрел на листок бумаги, лежавший на столе, на котором было изображено лицо Лейлы и написано замечание Вернера о ней: «Садомазохистские наклонности». Он уже собирался было задать ей вопрос, но тут она твёрдым голосом сказала:
— Майор, два часа назад я узнала, что вас интересует этот человек, и решила вспомнить о нём всё, что только могла. Возьмите ручку, и я перечислю вам некоторые его особенности.
Немного удивлённый, Гудов приготовился писать.
Она начала:
— Его кожа была слишком бледной даже для европейца, как будто он долгое время не был на солнце. Пока он был в лагере, он немного загорел, но очень старался не обгорать. У него узкий шрам длиной примерно десять сантиметров на правой ягодице и ещё один, чуть повыше левого колена, раза в два короче, но достаточно широкий. Ноги у него нормальной длины для его роста, но очень крепкие. Пальцы достаточно тонкие, но сильные. У него много волос на теле, особенно на груди. Волосы в паху у него очень густые, очень тёмные и намного кудрявее, чем у обычного европейца. Половой член у него средней длины, не обрезан, мошонка довольно большая.
Она остановилась на секунду, пока Гудов быстро дописывал её слова. Он дописал «большая» и посмотрел на Лейлу. Она продолжала:
— Перед тем, как приехать в этот лагерь, он долгое время не был с женщиной. Я сделала этот вывод из сексуального опыта с мужчинами, и он тоже упоминал об этом. Его половая активность выше средней. Он может совершить два полноценных половых акта в течение двадцати минут, а третий — где-то через час. Но он не эгоист. Он знает, как доставить удовольствие женщине, и, видимо, ему нравится это делать.
Опять она выдержала небольшую паузу.
— Также я заметила, что в ходе подготовки он доводил себя до полного изнеможения, делая упражнения из последних сил. Такое наблюдается только у исламских фанатиков и японцев. Я думаю, что им руководила сильная ненависть или ещё какое-то чувство в этом роде.
Гудов записал слово «ненависть» и быстро спросил:
— А он не был садистом?
Лейла в ответ улыбнулась.
— Вы хотите знать, мазохистка ли я? Ну, в некоторой мере. Вернер не был садистом. Ему нравилось доминировать, но таков стиль большинства мужчин… И по правде, майор, это как раз и привлекает большинство женщин.
Гудов кивнул, как будто узнал что-то новое. Затем уголки губ у него грустно опустились. То, что она ему рассказала, можно было использовать лишь косвенно для составления общего портрета этого человека. А ведь он ожидал получить информацию о его прошлом, о его жизни, хоть какой-то след. Он надеялся, что вернётся к полковнику Замятину не только с фотографией и внешним описанием террориста. Но сейчас Вернер представился ему в виде волосатой груди и большой мошонки. Лейла заметила разочарование Гудова и сочувственно сказала:
— Извините, майор, но, как я заметила, мы с ним почти не разговаривали. Я сомневаюсь, что он вообще с кем-нибудь в лагере разговаривал.
Гудов закрыл колпачок ручки и спросил:
— Даже с этой молоденькой филиппинкой?
Тут он заметил блеснувшую у неё в глазах злость. Она быстро улетучилась, но это уверило Гудова в том, что он узнал всё, что знала Лейла. Оказывается, она не была такой уж бесстрастной. Ей было знакомо чувство ревности. Вернер имел власть над ней и пользовался ею, когда хотел того. Она ненавидела его. Он встал и сказал:
— Спасибо Лейла. Вы не попросите Фрэнка зайти сюда?
Они пожали друг другу руки, и она направилась к двери. Вдруг на полпути к двери она остановилась и повернулась к Гудову. Выглядела она при этом немного озадаченной.
— Майор, он сказал однажды что-то такое, что я совсем не поняла. Он сказал это, по-моему, дважды, каждый раз после оргазма… Он сказал это, обращаясь скорее сам к себе. Всего лишь три слова.
— И что же это были за слова?
— «Kurwa ale dupa» — что-то в этом роде.
Гудов облегчённо выдохнул воздух и поблагодарил свою счастливую звезду за четыре года, проведённых в Польше, и за польку, которой он увлёкся в последние два года командировки. Улыбнувшись, он сказал Лейле:
— «Kurwa ale dupa»… Лейла, это польский язык. Это значит, что он очень тебя ценил. Что-то в этом роде!
Лейла задумчиво кивнула.
— Значит, он поляк. Это может вам как-то помочь?
— Конечно, и даже очень. Спасибо вам, Лейла.
Спустя полчаса Фрэнк наблюдал прощальным взглядом за Гудовым, забирающимся в вертолёт. Майор был явно в приподнятом настроении, несмотря на жёсткий график визита. Очевидно, его поездка не прошла даром. Сам Фрэнк говорил с ним недолго. Он поделился с ним некоторыми своими наблюдениями в отношении Вернера… Но кое о чём Фрэнк всё-таки умолчал. Во-первых, он не рассказал Гудову о переданном Вернеру сигнале, в котором тому приказывалось не стричь волосы и отращивать усы. А во-вторых, он умолчал о ручке «Дэнби», которую подарил Вернеру. Наблюдая за облаком пыли, поднятым винтом вертолёта, он недоумевал, почему он решил не рассказывать Гудову об этих двух вещах. Было очевидно, что Вернер, кем бы он ни был, серьёзно заинтересовал КГБ. И инстинкт, видимо, подсказал Фрэнку, что в этом деле лучше побольше молчать.
Майор Борис Гудов оказался в Москве к шести часам вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115