— Ну и что с того?— Только то, что тот пистолет был похищен со складов военной разведки. И еще то, что трое потерпевших, убитых несколько лет назад из того пистолета, тоже служили в военной разведке. В ГРУ.— Ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать, он грушник?— Я ничего не хочу сказать. Ты спросил — я ответил.— А следствие что по этому поводу говорит?— Следствие по данному поводу молчит. Следователям не до прошлых мертвецов. Им свежих трупов хватает.— А как ты сам думаешь? Если без протокола?— Если без протокола, то вполне может быть. По гражданским делам такое количество трупов редкость. А по военным — в самый раз. Они привыкли у себя мертвецов взводами и ротами исчислять.— Тогда спасибо. За информацию. И особенно за личное мнение...«Неужели он действительно грушник?» — подумал Юрий Антонович, положив трубку.Если судить по числу трупов. По тому, как он стреляет. И по тому, что думает его старинный эмвэдэвский приятель...Может, действительно? Ну кто еще, кроме хорошо обученных и натасканных на убийство военных диверсантов, способен уложить четырнадцать человек?Кто?Вряд ли кто...А раз так, то вполне вероятно, что за идейных коммунистов и за покойного Петра Семеновича взялись военные. В связи с чем приходится предположить, что военные что-то узнали о счетах партии. И ввязались в драку за счета партии.И выходит, что некто Иванов не просто мочит не понравившихся ему граждан, а мочит конкурентов. Таких, как покойный Петр Семенович. И таких, как уголовники. Которые тоже что-то такое про те деньги узнали.То есть получается, что к швейцарской кассе, где выдают партийное золото, выстраивается целая очередь. Очень длинная очередь. Уменьшающая шансы на удачу каждого в ней стоящего с каждым вновь в нее встающим.Еще потому уменьшающая, что у каждого в ней стоящего уменьшаются шансы на жизнь. Так как смертность среди них намного опережает средние показатели.И что следует предпринять ему, Юрию Антоновичу, теперь, когда определился его противник? Когда он наконец узнал, откуда уши этого Иванова растут.Что ему делать?Форсировать события, чтобы успеть взять деньги самым первым?Хорошо бы. Только вряд ли удастся первым. Потому что те, что были до него, тоже хотели быть первыми. А стали — последними. Навсегда последними.Нет. Протиснуться к кассе вперед очереди не удастся. Тогда надо... Тогда остается... Тогда остается поступить так, как поступает Иванов. То есть начать убирать из очереди конкурентов. До тех пор, пока окошко кассы не станет свободным. Причем начать надо с самого главного конкурента. С того самого Иванова.Потому что если не начать с Иванова, то Иванов в конце концов доберется до него, Юрия Антоновича. И убьет его точно так же, как всех предыдущих претендентов на золото.Потому что Юрий Антонович тоже конкурент в борьбе за партийные миллионы.Из чего следует, что все свои усилия надо сосредоточить на Иванове. Только на Иванове. В первую очередь на Иванове.Через день Юрий Антонович собрал своих соучаст... простите, сподвижников. И поставил вопрос ребром.— Дело не в деньгах. Уже не в деньгах. Дело в моей и вашей жизнях. Он считает это золото своим. И, оберегая свои богатства, начал чистку всех, кто что-либо знает о золоте. Я и вы знаем об этом золоте. Значит, рано или поздно он доберется и до нас. И убьет вас и меня.Юрий Антонович мухлевал. Мухлевал сознательно. Ему нужно было запугать своих сотоварищей, чтобы они приложили максимум усилий для розыска Иванова и тех, кто за ним стоит. Партийные деньги были не самым лучшим стимулом. Собственная жизнь — гораздо лучшим. Во имя спасения своей жизни они землю будут рыть. А ради только денег... Деньги у них и так есть.— Что это за фрукт такой, Иванов?— Который, если тебя послушать, страшней атомной бомбы!— Ладно тебе пугать. Видели мы таких Ивановых... — хмыкнули сотоварищи.— Таких — не видели, — мрачно сказал Юрий Антонович. И выложил на стол пачки переснятых его эмвэдэвским другом из уголовных дел фотографий.— Что это? — спросили сотоварищи.— Это его жертвы. Которые тоже сомневались в его возможностях. Вот эти — по первому эпизоду. Вот эти — по второму. Эти — по третьему. А эти, четырнадцать, по четвертому.— Сколько, сколько по четвертому?— Четырнадцать! Четырнадцать трупов хорошо вооруженных уголовников!— Ты хочешь сказать, он их... один? Хотя они были вооружены.— Один!— Брось. Такое только в кино бывает...— И еще в поселке Федоровка. И на улице Агрономическая. И на улице Северная два раза.— Может, это не он? Вернее, не один он. Может, ты вообще все это сочиняешь.Юрий Антонович зачитал выдержки из томов уголовных дел. Про «пальчики», пистолеты и извлеченные из тел пули.— Ё-моё!— Кто он? — уже гораздо более серьезно спросили соратники.— Я предполагаю, что военный разведчик. Вернее, военный диверсант. Который всю жизнь учился убивать. И всю жизнь убивал. Для которого эти четырнадцать — всего лишь отделение.— Почему ты решил, что он военный?— Пистолет, из которого Иванов убил нескольких человек, был похищен со спецскладов ГРУ. Причем так похищен как мог похитить только человек, работающий в этой системе.— И все?— Нет. Еще почерк убийств. Почерк, да. Почерк был налицо.— ГРУ — это серьезно, — мрачно сказал один из присутствующих. — Я их знаю. Они вначале мочат, а потом разговаривают. Потому что так привыкли. Привыкли убивать два десятка, прежде чем захватить одного того, который нужен.— Что ты предлагаешь делать? — спросил другой.— Строго говоря, у нас есть два выхода. Первый — уйти. Второй — драться.Уходить от вожделенных миллионов никто не хотел. Драться чужими руками — почему бы и нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132