Они бдительн
ее и неотступнее самого рьяного королевского соглядатая, им видны как на
ладони потаен-нейшие закоулки человеческих душ. Господь обладает неист
ощимым терпением, он ждет, пока заблудшие души сами придут в его сети, и ли
шь тогда препровождает их в свою сияющую тюрьму, в свои блаженные чертог
и. Стыдно признаться, но мне Божий промысел открылся лишь несколько лет н
азад, уже в преклонные годы. Раньше я лишь изображала набожность, лишь люб
овалась собственными добродетелями Ц а это иссушает душу. Есть воспоми
нания, которые и сегодня заставляют меня краснеть. Сколько же лет назад э
то было… Девятнадцать. Осенним днем в этой самой зале графиня де Сан-Фон р
ассказывала мне о вашем зяте. Неужели миновало уже столько лет! Девятнад
цать… Потом вошли вы, мадам, Ц от перенесенных душевных мук ваше лицо обр
ело особый внутренний свет. Наконец, приехала и Рене Ц чистая, прекрасна
я, бесконечно печальная… Кажется, все это было вчера. А может быть, время, м
еняющее наш облик, тихо вышло из залы, а мы просто не расслышали шелеста ег
о одежд?.. Перед тем как вы, госпожа де Монтрей, присоединились к нам, графин
я, помахивая хлыстиком, рассказывала мне о марсельских похождениях марк
иза Ц простите, что говорю об этом. Слушая графиню (как молю я Бога, чтобы О
н упокоил ее грешную душу!), я сотворяла крестное знамение, а сама чувствов
ала, что радужное сияние, дьявольское наваждение страшного ее рассказа з
авладевает мной. Признаться ли Ц я вся просто обратилась в слух, боясь пр
опустить хоть словечко… Уже одно то, что я сейчас так открыто могу говори
ть об этом, показывает, насколько ближе стала я к Богу. Теперь-то мне ясно: э
то самолюбование собственной чистотой и праведностью ввергло меня в со
блазн, и грех был во мне, а не в поступках маркиза или рассказе мадам де Сан-
Фон. Если б меня не одолела гордыня, я поняла бы: мои чистота и праведность
Ц не более чем камешки на берегу реки, и нечего терзаться, если в лучах бо
жественного солнца вспыхивают не они, а соседние. Я полагаю, что ныне и Рен
е избавилась от пут и обрела свободу. Только предназначенное ей испытани
е было в сотни раз труднее, поэтому перенесенные ею муки не сравнимы с мои
ми.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Вы высказались. Позвольте и мне, женщине из этого, грешног
о мира, просто матери, тоже сказать Рене несколько слов. Я хотела бы, чтобы
ты, прежде чем удалиться в мир молитвы, закончила свои дела и в нашем суетн
ом мире. Прими его последнее причастие.
Баронесса де Симиан хочет что-то возразить, но госпожа де Монтрей п
еребивает ее.
Нет уж, дайте мне закончить. Каким бы ни был Альфонс, но разве теперь, когда
он наконец обретает свободу, ты не хочешь разделить с ним остаток жизни?

РЕНЕ. Но, матушка…
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Погоди. Девятнадцать лет я твердила тебе: «Оставь его», но
ты меня не слушала. Отчего же нынче ты вдруг так переменилась? Ведь я больш
е этому не противлюсь. Хочешь быть ему верной супругой Ц ради Бога. Но в м
онастырь-то зачем? Придворные связи Альфонса по нынешним временам не им
еют никакой ценности, скорее даже опасны. Но, видишь, меня это не пугает, я с
огласна видеть его своим зятем… С другой стороны, если взглянуть на дело
глазами Альфонса, Ц наконец пробил его час, и он может сполна рассчитать
ся за все удары, которые вынес.
РЕНЕ. И будет, матушка, совершенно прав.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Возможно. Но ведь в душе-то он человек не злой, я знаю. И, над
еюсь, поймет, что все мои действия в конечном итоге были только ему на поль
зу.
РЕНЕ. Вам на пользу.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Это когда же я думала о своей пользе? Лишь о чести и репутац
ии рода де Садов, о сохранении твоего доброго имени. Сейчас весь мир перев
ернулся, род, имя уже ничего больше не значат, о приличиях все забыли. Нече
го больше защищать, так что нет никакого смысла держать Альфонса под зам
ком. Пускай теперь машет себе кнутом сколько влезет, щелкает своей бонбо
ньеркой. Мир взбесился, никто ему слова не скажет. Откровенно говоря, я и с
егодня считаю твоего муженька распутником и негодяем. Но теперь всем зап
равляют безумцы, преступники и бродяги. Альфонс прекрасно будет смотрет
ься в этой компании. Может, он даже станет спасителем нашей семьи.
РЕНЕ. Я вижу, вы намерены его использовать.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Намерена. И ты должна мне в этом помочь. У Альфонса ведь доб
рая душа.
РЕНЕ. Да, он всегда был просто добрым ребенком. Златокудрым, с широко раскр
ытыми глазами. Иногда шалил, но всякий раз искупал провинности лаской и н
ежностью. Я так и вижу перед собой его стремительный, как изумрудная ящер
ка на весеннем лугу, взгляд.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Госпожа де Симиан, я думаю так. В нынешнем хаосе, именуемом
революцией, бесстыдные выходки Альфонса могут быть сочтены весьма похв
альными Ц уже хотя бы потому, что они бросали вызов обществу. Негодовани
е, которое они прежде вызывали у всех порядочных людей, станет лучшим док
азательством невиновности Альфонса, а заключение в королевскую тюрьму
теперь почетней любого ордена. Вон как все перевернулось. Когда золото н
е в цене, медь и даже олово чувствуют себя благородными металлами Ц толь
ко лишь потому, что они не золото… Если Альфонс будет вести себя умно, кто
знает, может, ему суждено остаться единственным аристократом, не вздерну
тым толпой на фонарь. Былые злодейства маркиза спасут от гибели и его, и вс
ех нас. В самой большой опасности сейчас такие люди, как я, люди с безупреч
ной репутацией… И все же это ничего не меняет Ц Альфонс как был отребьем,
так им и остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23