Вы Ц зверь Добродетели, сво
ими клыками и когтями вы рвете Альфонса на куски.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ты, верно, шутишь! Это меня, меня рвут на куски. И мой мучител
ь Ц твой муженек с его белыми зубами и сверкающими когтями.
РЕНЕ. Нет у Альфонса никаких когтей! Лишь жалкие изобретения человеческо
го ума: кнут, нож, веревка да заржавленные орудия пыток. Для него все эти пр
едметы Ц примерно то же, что для нас, женщин, белила, румяна, пудра, помада,
духи, зеркальце. А у вас Ц клыки, дарованные самой природой. Ваши полные б
едра, ваша высокая грудь, не увядшая, несмотря на возраст, Ц вот они, когти
и клыки. Все ваше тело до кончиков ногтей покрыто острыми шипами доброде
тели. Каждого, кто приблизится к вам, вы пронзаете этими шипами, подминает
е под себя, душите!
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Не забывай: эта самая грудь вскормила тебя!
РЕНЕ. Помню. Во мне течет ваша кровь, и тело мое устроено точно так же. Но гру
ди мои из другого материала Ц они не скованы обетами и корсетом благонр
авия и общественных устоев. Батюшка, должно быть, обожал вашу грудь Ц вед
ь для такой четы благонравие было важнее, чем любовь.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Не смей говорить гадости об отце!
РЕНЕ. Ах, я покусилась на ваши драгоценные воспоминания: как приятно дума
ть, что и в постели с собственным мужем продолжаешь оставаться членом об
щества. Вместо того чтобы говорить о любви, вы, верно, восхищались собстве
нной безупречностью. И были вполне довольны, да? А ведь в вас, матушка, была
замочная скважина к той двери, что ведет к блаженству, а у него был ключ. Ст
оило только повернуть ключ в замке!
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Боже, какая мерзость!
РЕНЕ. Увы, ключ не подходил к замку. А вы еще и посмеивались: «Я не желаю быть
этим изогнутым ржавым ключом. А я не желаю быть какой-то скважиной, жалос
тно скрипящей при повороте ключа». Вы всем телом Ц грудью, животом, бедра
ми, Ц как осьминог щупальцами, прилепились к благопристойности. Доброд
етель, благонравие и приличия вы клали с собой в постель, да еще урчали при
этом от удовольствия. Как звери! А ко всему хоть чуть-чуть выходящему за р
амки устоев вы испытывали ненависть и презрение, они стали для вас чем-то
вроде обязательного и полезного для здоровья трехразового питания. Все
у вас было именно там, где надлежит: и спальня, и гостиная, и ванная, и кухня.
А вы расхаживали по своему чинному владению и рассуждали о добром имени,
порядочности, репутации. И даже во сне не приходило вам в голову открыть к
лючом ту дверь, за которой Ц бескрайнее, усыпанное звездами небо.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Это верно. Открыть дверь в преисподнюю нам и в самом деле в
голову не приходило.
РЕНЕ. Поразительная способность Ц презирать то, чего не можешь даже воо
бразить. Это презрение висит над всеми вами огромной сетью, а вы почивает
е в нем, словно в гамаке, и наслаждаетесь послеобеденным сном. Ваши груди,
животы, бедра незаметно для вас самих обретают твердость меди, а вы знай п
олируете металлическую свою поверхность, чтобы она сияла. Такие, как вы, г
оворят: роза прекрасна, змея отвратительна. И вам неведомо, что роза и змея
Ц нежнейшие друзья, по ночам они принимают облик друг друга: щеки змеи от
ливают пурпуром, а роза посверкивает чешуей. Увидев кролика, вы восклица
ете: «Какой милый!» А увидев льва: «Какой страшный!» Откуда вам знать, что н
очью, когда бушует буря, кролик со львом сливаются в любовных объятиях и к
ровь одного смешивается с кровью другого. Что известно вам об этих ночах,
когда святое становится низменным, а низменное Ц святым? Ваши медные мо
зги отравлены ненавистью и презрением, вы отдадите все, только бы таких н
очей вообще не было. Но знайте: если их не будет, даже вам, вам всем, придется
распроститься со спокойными сновидениями.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. «Вам всем»? Это ты родной матери так говоришь? Мать никто н
е заменит!
РЕНЕ. Как же, «не заменит». Вы ведь сами страшно гордитесь, что вы такая же, к
ак все, вполне заменимая. Вы добиваетесь, чтобы и я стала заменимой. Нет уж,
«все вы» Ц самое подходящее обращение.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Невинный кролик, мерзкая гадюка, свирепый лев и хитрая ли
са становятся одинаковыми в ночь, когда сверкают молнии. Это было извест
но и без тебя, тоже мне открытие. В свое время за такие вот ночи немало ведь
м отправили на костер. Ты, Рене, распахнула эту твою дверь, за которой беск
райнее звездное небо, да и упала в бездну.
РЕНЕ. Как вы обожаете порядок, раскладываете каждый платочек и каждую пе
рчатку на отведенную полку, в свой ящичек. «Невинный кролик», «мерзкая га
дюка»… точно так же и людей вы хотите разложить по полочкам. «Добродетел
ьная мадам де Монтрей», порочный маркиз де Сад».
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Каждый сам определяет, на какую полку ему ложиться.
РЕНЕ. Ну а вдруг землетрясение, и содержимое всех ваших полочек перепута
ется: вас швырнет на полку порока, а Альфонса Ц на полку добродетели?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. А нужно, чтобы каждая полка запиралась на ключик, тогда и з
емлетрясение не страшно.
РЕНЕ. Посмотрите хорошенько в зеркало и призадумайтесь Ц на какой полке
вам место. Кто, польстившись на громкое имя маркиза де Сада, отдал дочь в з
аклад? Кто, поняв, что родовой замок маркиза охвачен пожаром, принялся вык
упать свое имущество обратно?
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Да, и выкуп уплачен щедрый.
РЕНЕ. Все ваши деньги истрачены лишь на то, чтобы не предстать перед людьм
и в смешном и презренном виде.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Конечно. А кто же станет платить за то, чтобы над ним смеяли
сь и издевались?
РЕНЕ. Вы Ц как шлюха, выкупающая из ломбарда заложенное платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23