Ты поняла? ( Передает два пис
ьма. )
ШАРЛОТТА. Да, мадам. ( Уходит. )
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Ну а как быть с письмом его величеству? ( Смотрит на ко
нверт. ) Ладно, отвезу его во дворец сама.

ЗАНАВЕС

Действие второе

Сентябрь 1778 года. Прошло шесть лет.
На сцену одновременно выходят Рене и Анна.

РЕНЕ. Анна, ты?!
АННА. Рене, у меня хорошая новость!
РЕНЕ. Но откуда ты? И так внезапно.
АННА ( высоко поднимает свиток, перевязанный лентой ). Ну-ка, уга
дай, что это.
РЕНЕ. Не нужно меня дразнить.
АННА. Вот, вот, вот!
РЕНЕ. Перестань.
Сестры, обе в пышных кринолинах, мечутся по сцене: Анна убегает, Рене
догоняет.
Наконец свиток в руках у маркизы.
Ну, что это? ( Очень спокойно, не спеша читает. ) «Решение Судебной
палаты города Экс-ан-Прованс. В месяце мае сего года нами был получен кор
олевский эдикт, скрепленный золотой печатью, коим предписывалось произ
вести повторное разбирательство дела Донасьена Альфонса Франсуа марки
за де Сада. Следуя воле его величества, мы признали приговор, вынесенный в
1772 году, недействительным и провели новое слушание, в результате которог
о по делу вышеозначенного маркиза де Сада вынесен следующий приговор. По
дсудимый Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, уличенный в распутстве и подры
ве нравственности, получает строжайшее предупреждение и подвергается
штрафу в размере пятидесяти ливров, а также лишается права въезда в горо
д Марсель сроком на три года. Немедленно по уплате штрафа имя маркиза де С
ада из тюремных списков исключить». О Боже… ( Застывает в оцепенении
, сама не своя от счастья. )
АННА. Ну, как новость, сестрица?
РЕНЕ. Это как сон…
АННА. Наоборот, сон закончился Ц кошмарный сон.
РЕНЕ. Альфонс свободен. И я… Шесть лет!.. Помнишь, как шесть лет назад, осенью
, здесь же, в этом самом доме, мы все ломали голову, не зная, как его спасти? Эт
о было вскоре после той ужасной марсельской истории. Ты только-только ве
рнулась из Италии, куда ездила утешить бедного Альфонса.
АННА. «Утешить»! Почему бы не назвать вещи своими именами? Ведь дело-то да
внее.
РЕНЕ. Давнее… Шесть лет я жила только одним Ц как вернуть мужу свободу. Ск
олько переменилось за эти годы! Шесть лет я колотила в запертую каменную
дверь Ц в кровь разбила руки, обломала ногти, и все впустую!
АННА. Ты делала все, что могла.
РЕНЕ. Нет, мне одной было бы не справиться. Это матушка заперла дверь между
Альфонсом и мной. Только матушке было под силу ее и открыть.
АННА. Рада, что ты это понимаешь.
РЕНЕ. Потому ты и видишь меня в этом доме. Раньше, когда я считала мать свои
м врагом, я всегда, приезжая в Париж, останавливалась в гостинице.
АННА. Значит, теперь между нами тремя нет больше зла?
РЕНЕ. Ты стала совсем взрослой. А я… я уже немолода.
АННА. Сейчас, когда твое лицо светится счастьем, ты красивее и моложе, чем
шесть лет назад.
РЕНЕ. Я поняла одну вещь: счастье Ц оно как крупицы золотого песка в грязи
. И в самом мрачном углу преисподней можно увидеть его сияние. Что для меня
счастье? Все вокруг уверены, что женщины несчастнее меня не сыскать на вс
ем белом свете. Унижена собственным мужем, который к тому же еще и в тюрьме
. Опозорена гадкими сплетнями. Была б еще хоть богата Ц а то ведь и замок с
одержать не на что. Зимой нет денег на дрова, беру с собой в постель жаровн
ю, чтоб не закоченеть. Но зато сколько радости принесла мне эта весна! На л
угах вокруг Лакоста зазеленела трава, в высокие окна моего ледяного замк
а хлынуло теплое солнце, пение птиц обрушилось на Лакост, словно грянул ц
елый оркестр из сверкающих медных труб! И во мне родилась надежда, что час
освобождения близок. Злодейство Альфонса и мое несчастье как бы слились
в некое единое целое Ц они ведь и в самом деле так схожи! Разве нет? И злоде
йство и несчастье подобны заразе Ц люди в ужасе шарахаются от них, боятс
я, как бы болезнь не перекинулась. Но зато нет для людей более лакомых тем
для пересудов, чем эти две. Мое несчастье за шесть лет достигло вершин, кот
орые не уступят злодейству Альфонса. Я много думала об этом. Я одна понима
ла, чувствовала всем своим существом, как беспредельно одинок он там, в те
мнице! Каких бы чудовищных деяний Альфонс ни творил, сколько бы женщин и м
ужчин ни втянул он в свои бесчинства, ему не достичь того, чего он жаждет, и
бо жаждет он невыполнимого. Он всегда будет один. И он никогда никого не лю
бил… Тебя тоже.
АННА. А тебя?
РЕНЕ. Наверное, нет. Потому-то мы, должно быть, всякий раз и миримся так быст
ро.
АННА. Ну да, а сама уверена, что только тебя он и любит.
РЕНЕ. Мечтать вольно всякому. Уж чему-чему, а полету фантазии у Альфонса я
научилась.
АННА. А счастью?
РЕНЕ. Счастье Ц мое собственное открытие. Ему Альфонс меня учить не поже
лал. Счастье Ц ну как бы тебе сказать Ц это вроде вышивания гладью, дело
кропотливое и трудоемкое. Сидишь одна-одинешенька, тебе горько, тосклив
о, тревожно на душе, ночи беспросветны, зори кровавы, и ты все это медленно,
тщательно вкладываешь в свой узор. И в результате выходит маленький гобе
лен, на котором всего лишь одна, самая что ни на есть обыкновенная, но Ц ро
за. Женские руки, женское терпение способны даже муки ада превратить в ро
зовый бутон.
АННА. Понятно. Альфонс сварит из лепестков твоей розы варенье и будет маз
ать им себе булочку на завтрак.
РЕНЕ. Ты все ехидничаешь.
Входит г-жа де Монтрей.
Г-ЖА ДЕ МОНТРЁЙ. Рене! Какая радость-то! Ну, поздравляю. Я нарочно Анну впер
ед послала, пусть, думаю, покажет тебе бумагу, пусть порадует.
РЕНЕ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23