— Но ведь я говорил разумно и логично, не так ли?— Даты…— Позволь мне. Гинь, — вмешался Грек. — Профессор Угадай, вы хотя бы помните свои слова?— Что за вопрос!— По-вашему, все сказанное вами говорилось в здравом уме и твердой памяти — и для того, чтобы снискать расположение членов правления Фонда?Ункас глубоко задумался. Потом на его лице появилась пристыженная улыбка.— Да, мои друзья из Команды правы — как всегда. Я выставил себя дураком. Уж и не знаю, какая нечистая сила меня обуяла. Прошу прощения. Я наломал дров. Давайте хорошенько подумаем вместе, как исправить положение. А пока что надо взглянуть на крионавтов.Он широкими шагами двинулся вперед.Я покосился на Грека, который выглядел не менее озадаченным, чем я. Что за чудеса? Минуту назад человек был монстром. А теперь вдруг — сущий ангел. Что за процессы происходят в его гениальном котелке?Фе-Пять в одиночестве сидела возле космического аппарата с криокапсулами. Вид у нее был несколько обалдевший.— Фе. На связь, — выпалил Секвойя.— Что, Вождь?— Я говорю: докладывай!— Каждая криокапсула увеличивается в весе на 180 граммов в час.— Проверить.— Проверено. Я попросила ассистентов установить световые весы.— Откуда ты узнала о световых весах? Это сверхсекретная информация.— Слушала жучки.Секвойя улыбнулся и потрепал ее по щеке.— Хорошо. Я мог бы и сам догадаться, Фе-Пять Театра Граумана. Теперь прикинем — получается ежедневная четырехкилограммовая прибавка в весе или… Что?— Я ничего не говорила.Он жестом велел ей замолчать и стал к чему-то прислушиваться.— А, правильно. Прибавка — четыре килограмма триста граммов в сутки. Жаль, что ты не запрограммирован на круглые цифры. Ладно, будем считать — девять фунтов в сутки. То есть крионавты набирают три процента своего веса в двадцать четыре часа. Через пятьдесят дней каждый будет весить около ста пятидесяти фунтов.— А с какого веса они начинали? — спросил я.— В начале эксперимента каждый весил примерно сто пятьдесят фунтов.— Ну и что нам это дает?— Нам? — грубо переспросил Секвойя. — Ты-то чего примазываешься не к своему делу?— Извини. Я просто хотел помочь…— Мне надо воочию пронаблюдать за их метаморфозами. Для этого придется надеть скафандр и зайти внутрь.И он ушел одеваться.— Что с ним происходит? — растерянно спросила Фе. — Такое впечатление, что в нем живут сразу два человека.— Он не в себе, — сказал Грек. — И это понятно: только что фонд отказался финансировать продолжение экспериментов.— Нет!— Увы, это правда.— Ужасно.— Не слишком. Я берусь оплатить все эксперименты.— Но почему он срывает свою злость на мне?— Он всего лишь человек, моя дорогая.— Видела бы ты, как он изгалялся над правлением Фонда! — сказал я.— Такое впечатление, что он вдруг возненавидел весь мир.— Ласточка моя, не волнуйтесь. Он опять станет самим собой, когда вы начнете спокойно работать со своими морозильниками у меня на Церере.Тут Секвойя вернулся — в белом термоскафандре, только вместо обычного лицевого щитка стоял щиток с бинокулярным микроскопом. Вид у него был самый шутовской — как у вояки из «Девушек в армейских кальсонах». Секвойя сделал нетерпеливый жест, и Фе проворно открыла люк аппарата. Вождь забрался внутрь и задраил люк за собой.Мы стали ждать. У меня было чувство, что в последнее время я только и делаю, что жду, жду, жду. Впрочем, что жаловаться? Бессмертному не грех немного подождать — времени все равно не убудет.Появились шесть рабочих. Они везли тележку с баллонами сжатого гелия и властно оттерли нас от аппарата.— Что вы собираетесь делать, ребята? — осведомилась Фе.— Приказ правления, мисс. Ведено переместить аппарат. Берт, начинай закачку газа.— О'кей.— Переместить? Куда? Зачем?— В биосекцию, мисс. Не спрашивайте зачем. Наше дело маленькое, чего велят, то и делаем. Хулио!— Да?— Становись к пульту управления. Приготовься поднять аппарат вертикальными вспомогательными двигателями. Потом мы его аккуратненько прогуляем до места.— Иду.— Погодите, там внутри профессор Угадай.— Горючего хватит на всех, мисс. Пусть прокатится. Ему понравится. Берт!— Ну?— Закачал газ.— Ну.— Хулио!— Чего?— Подними капсулу на фут от пола и дерзки на этом уровне.— Не включается, паскуда.— Что ты хочешь сказать?— Не фурычит. Лампочки не светятся.Фе окончательно рассвирепела. Двум рабочим пришлось удерживать ее, чтобы она не выцарапала глаза их приятелям.— Хулио, козел, ты какие кнопки нажимаешь?— Сам козел. Какие надо, те и жму. Не идет.— Слушайте, мисс, вы грамотная, поднимите аппарат — не в службу, а в дружбу.Фе ответила им теми отборными словами, которым она могла выучиться только в пятом ряду партера театра Граумана. Но тут люк распахнулся и из капсулы вывалился наш монстр в скафандре. Он проворно отстегнул шлем и снял его.— Урра! — завопил Вождь. — Урра! Победа!— Профессор, — крикнула Фе, — эти засранцы хотят увезти аппарат! По приказу правления.— Дорогуша, без паники. Не дерись с ними понапрасну. Без моего разрешения аппарат не станет подчиняться приказам извне. А вы, ребятки, топайте обратно к олухам из правления и скажите, что аппарат в полном моем распоряжении. В полном. Никто не сможет управлять им, кроме меня. Кругом… марш!Это было сказано с таким апломбом, что шестерка техников беспомощно переглянулась и убралась восвояси. Фе, Поулос и я тоже беспомощно переглянулись: дескать, кто же из нас добровольно полезет крокодилу в пасть — начнет задавать вопросы. Естественно, пришлось бедолаге Эдуарду Курзону.— Почему ты прокричал «победа», Чингачгук?— Потому что это победа. Триумф.— В каком смысле триумф?— В прямом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85