- предложил
Брессон. - Я буду доступен, когда вы придете к решению.
- Разве моя подпись недостаточно хороша? - ответил вопросом Вольф.
Все еще держа напряженную улыбку, Брессон сказал:
- К сожалению, миссис Вольф тоже должна подписать.
Бренда победительно улыбнулась.
- Обещайте мне, что вы не станете его больше никому показывать, -
сказал Вольф. - Во всяком случае, до завтра. Если вы боитесь потерять
продажу, я выпишу задаток.
- О, в этом нет необходимости.
Брессон двинулся к двери с поспешностью, выдававшей его желание
выбраться из неловкой ситуации.
- Я не буду его никому показывать, пока не услышу от вас известий
утром.
На обратном пути в их номера в мотеле "Бендс" в Темпе ни он, ни она
не разговаривали. Бренда сидела, как деревянная, глядя прямо перед собой
через лобовое стекло. Вольф время от времени поглядывал на нее, замечая,
что нос ее, казалось, становился острее, губы тоньше.
Если она будет продолжать в том же духе, то будет выглядеть
точь-в-точь, как толстый попугай.
Когда ее наконец прорвет, когда она заговорит, то будет звучать, как
толстый попугай. Будет издан тот же старый, затасканный и все еще
энергичный поток упреков и угроз. Она будет бранить его за то, что он все
эти годы пренебрегал ею, напомнит ему напоследок, бог знает в который раз,
что он сидел уткнувшись носом в свои книги, или же практиковался в
стрельбе из лука или в фехтовании, или в альпинизме, видах спорта, которые
она не могла с ним разделять из-за своего артрита. Она раскрутит долгие
годы несчастья, или якобы несчастья, и кончит сильно и горько плача.
Почему он не мог от нее отделаться?
Он не знал, за исключением того, что он сильно очень любил ее, когда
они были молоды, а также потому, что обвинения ее были не совсем
неверными. Более того, он находил мысль о расставании болезненной, даже
более болезненной, чем мысль о том, чтобы остаться с ней.
И все же он имел полное право пожать плоды своих трудов в качестве
профессора английского и классических языков. Теперь, когда у него было
достаточно денег и досуга, он мог заняться исследованиями, проводить
которые не позволяли ему прежние обязанности. С этим аризонским домом в
качестве базы он мог даже путешествовать. Или не мог? Бренда не откажется
поехать с ним, фактически она настоит на том, чтобы сопровождать его. Но
ей будет настолько скучно, что его собственная жизнь станет несчастной. Он
не мог винить ее в этом, потому что интересы у них были неодинаковые. Но
следует ли ему бросить занятия, обогащавшие его жизнь, просто чтобы
сделать ее счастливой? Особенно, если она все равно не будет счастлива?
Как он и ожидал ее примолкший язык стал крайне активен после ужина.
Он слушал, пытался спокойно увещевать ее и указать на отсутствие у
нее логики, несправедливость и безосновательность ее обвинений. Все было
бесполезно. Кончила она, как всегда, плача и угрожая оставить его или
покончить с собой.
На этот раз он не уступил.
- Я хочу купить этот дом и я хочу наслаждаться жизнью так, как я
запланировал, - твердо заявил он. - И все тут!
Он надел куртку и двинулся к двери.
- Я вернусь позже. Может быть.
Она завизжала и запустила в него пепельницей. Он пригнулся, и
пепельница отскочила от двери, отщепив кусок дерева.
К счастью, Бренда не последовала за ним и не устроила сцену в
коридоре, как бывало делала в предыдущих случаях.
Уже была ночь. Луна еще не взошла, и единственный свет лился из окон
мотеля, фонарей вдоль улиц и многочисленных фар автомобилей на бульваре
Апачей. Он вывел машину на бульвар и поехал на восток, а затем свернул на
юг. Через несколько минут он был на дороге в Хохокам Хоумс. Мысль о том,
что он собирался сделать, заставила его сердце забиться быстрее и сделала
его кожу холодной. Это был первый раз в жизни, когда он всерьез думал
совершить преступный акт.
Хохокам был в огне от освещения и шумным от музыки из
громкоговорителей и голосов детей, игравших на улице, покуда их родители
рассматривали дома.
Он поехал дальше, проехал через Месу, развернулся и вернулся обратно
через Темпе и до Ван Бюрена и в сердце Феникса. Он срезал угол на север,
потом на восток, до тех пор, пока не оказался в городке Скоттдейл. Здесь
он остановился на полтора часа в маленькой таверне. После роскоши четырех
рюмок "Бэт 69" он завязал. Больше он не хотел - скорее, боялся принять
больше, потому что ему не улыбалось быть пьяным, когда он начнет выполнять
свой проект.
Когда он вернулся в Хохокам Хоумс, свет уже не горел, и в пустыню
вернулось безмолвие. Он припарковал машину позади дома, в котором побывал
в полдень. Одетым в перчатку правым кулаком он разбил окно, давшее ему
доступ в комнату отдыха.
К тому времени, когда он оказался внутри комнаты, он тяжело дышал и
сердце его билось так, словно он пробежал несколько кварталов. Хоть и
испуганный, он вынужден был улыбнуться про себя. Человек, много живший в
своем воображении, он часто мнил себя взломщиком - не заурядным, конечно,
а Раффизом. Теперь он знал, что его уважение к закону было слишком
сильным, чтобы он стал когда-нибудь крупным преступником, или даже мелким.
Совесть мучила его из-за этого маленького акта, выполнение которого он
считал для себя оправданным.
Более того, мысль о возможной поимке чуть не заставила его плюнуть на
рог.
Прожив тихую, достойную и респектабельную жизнь, он будет погублен,
если его заметят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72