новгородцы считали, что победили в 1240 г. шведов силою святой Софии и что она же спасла Новгород от татарского нашествия. Но еще любопытнее в этом отношении культ местных икон. Для местных жителей местная икона - неприкосновенная свя­тыня, для чужих, из другой области, это предмет, не вы­зывающий никакого уважения. Смоляне, суздальцы и да­же черниговцы, взявшие Киев под предводительством Андрея Боголюбского, как бы в насмешку над прозвищем князя разграбили «монастыри и Софию и Десятинную богородицу... и церкви обнажиша иконами и книгами и ризами и колоколы изнесошла все». То же самое повто­рилось в 1203 г. Но это факты более ранние. А вот фак­ты XIV и XV вв.: в 1372 г. тверитяне, взяв Торжок, обо­драли серебряные оклады с тамошних икон, а церкви сожгли; в 1398 г. новгородцы в Устюге «церковь собор­ную пречистыя пограбиша»; в 1434 г. великий князь Ва­силий Васильевич, взяв Галич, сжег там церкви и мона­стыри. Число этих примеров можно бы еще увеличить; но и приведенные достаточно ясно показывают, что по­нятие об единстве предметов веры и культа совершенно отсутствовало. Надо заметить при этом, что победители не всегда отрицали божественный характер разграбляе­мой святыни; напротив, быть может, именно предосто­рожности ради они подвергали церкви, монастыри и иконы такому беспощадному истреблению. Случаи, когда местная святыня не уничтожалась, а бралась в плен по­бедителем и обращалась в его божество, были также не­редки. Мы будем иметь повод поговорить о них, когда дойдем до вопроса о московской канонизации святых, но не можем удержаться от одного чрезвычайно характер­ного примера. При упоминавшемся уже взятии Устюга новгородцами одну икону, «чудотворные Одигитрии взяша в полон», как какого-нибудь военачальника, и при­меняли к ней такие же меры пресечения бегства, как и к живым пленникам: «Един Ляпун стар, вскочив на сад и связа икону убрусом, и глагола тако: никой полоняник не связан на чужую землю нейдет». И еще сто лет спустя, при Иване III, икона слывет под названием поло­нянки: «некий вони царева полку» просит священника от­служить «канон полонянке пречистой богородице Оди­гитрии»... Те же черты просвечивают и в отношениях жи­телей одной области к святым другой области. Так, мо­нах, составивший Московскую летопись, рассказывает о любопытном соперничестве, якобы имевшем место меж­ду новгородскими и московскими святыми после завое­вания Новгорода. Сергий, назначенный из Москвы архи­епископом в Новгород, стал вводить там московские порядки, а к местному святому Моисею отнесся с прене­брежением, обозвав его «мужиком», за это местные свя­тые наделали Сергию немало «досаждений», а один из них, Иоанн, ездивший, по мнению москвичей, «на бесе», отнял у Сергия волшебством ум, вследствие чего Сергий был из Новгорода удален.
Так образовался феодальный русский пантеон, со­стоявший из представителей того же класса, который правил на земле, - князей и боярства, ибо и основатели монастырей, и епископы, как мы увидим ниже, рекрути­ровались из того же боярско-княжеского сословия. Этот пантеон вместе с пантеоном чудотворных икон затмил собою главных христианских богов: Иисус Христос очу­тился в тени, апостолы совсем исчезли со сцены, а бого­матерь растворилась в десятках «богоматерей» по числу ее чудотворных икон.
По тому же феодальному образцу строили свои куль­ты и остальные миры, городские и крестьянские, те и дру­гие в Псковской и Новгородской областях, где были го­рода торгового типа и уцелели (в новгородских колони­ях) свободные крестьянские общины. Горожане одного и того же квартала организовывали братчину - городскую корпорацию, пользовавшуюся некоторым самоуправле­нием и некоторыми судебными правами; братчина выстраивала себе церковь, часто по обету, во время како­го-либо бедствия и считала своими богами-покровителя­ми того святого, во имя которого строилась церковь, и чудотворную икону, если такую удавалось раздобыть. Также строили церкви, а иногда только часовни крестья­не новгородских колоний. Они часто довольствовались часовней потому, что для них основное значение имели мелкие богослужебные чины и обряды на разные прак­тические случаи жизни; для совершения таких служб церковь не была необходимой, а стоила она значительно дороже часовни. В крестьянских общинах часто не было христианского патрона, центр тяжести культа оставался в магических действиях. Если не было своей чудотворной иконы - такие часто «являлись» сельским попам и про­сто проходимцам, - то с молитвами обращались к ста­рым фетишам - деревьям, камням и чаще всего к источ­никам, при которых обычно ставились часовни, другим излюбленным местом для постройки часовен были клад­бища. Кроме этих крестьянских церквей и часовен, в нов­городских пятинах были церкви на так называемых по­гостах, административных центрах мелких областных де­лений. Эти церкви были обязаны своим происхождени­ем торговой колонизации. Погосты, как показывает зна­чение этого слова, были местами гостьбы, т. е. торга, на которых останавливались в старину приезжие новгород­ские купцы. На этих пунктах первоначально находились языческие капища, подобные описанным у Ибн-Фадлана. Они с течением времени заменялись христианскими церк­вами. По мере освоения новгородцами пятинных земель погосты стали административными, а вместе с тем и ре­лигиозными центрами волостей, на которые были разде­лены пятины.
ФЕОДАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ЦЕРКВИ
Если культы испытали на себе столь мощное влияние феодализма, то в еще большей степени это явление за­метно по отношению к структуре церкви XIII-XV вв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174