Господин Мнадес, распорядитель дворца, и заклятый враг Ишнайи,
тоже смотрел на Нана, а не на Ханалая: ему было неприятно, что
из-за этого дела в провинции Харайн его друг Нан слишком уж
возвысился во мнении государя. А господин Мнадес был человек
мелкий и завистливый, совести в нем было меньше, чем костей в
медузе, он делал множество неправд в государственной казне и
полагал, что глупо не изменять убеждениям, но еще глупей - не
изменять друзьям. Зять Мнадеса, Коркинна, перехватил его взгляд
и тихо сказал:
- Господин Нан, сколько я слышал, всегда считал, что нет ничего
хуже, чем менять существующие порядки. Ибо едва лишь начинают
ломать существующее во имя добра, как тут же приучаются ломать
существующее во имя зла.
Господин Мнадес помолчал и молвил:
- Господин Нан всегда считал, что ничего не бывает добрым и злым
само по себе, но все - смотря по обстоятельствам.
А молодой государь глядел на Ханалая, который приплясывал от
радости, и на Нана, и завидовал людям,о приключениях которых
говорит народ и чиновники, - а он, государь скучает в нефритовом
дворце под небом в серебряной сетке,

День кончился, и солнце, подобно важному чиновнику, удалилось на
ночь в личные покои, и место его заняли два тоненьких, услужливо
выгнувшихся секретаря-месяца. Пробили третью стражу.
В это самое время на плоской кровле городской тюрьмы показался
человек в арестантской одежде. В лунном свете он был виден очень
хорошо. Это был юноша вряд ли старше двадцати лет, с белокурыми
волосами, бровями, изогнутыми наподобие ласточкина крыла, и
холодными, навыкате голубыми глазами. Плечи его были чуть
широковаты. Он был очень красив. Звали его Киссур. Киссур вынул
из-за пояса веревку, приладил ее к зубцу и соскользнул вниз.
Если бы сторожа караулили стену, они бы, бесспорно, его
заметили. Но сторожа в эту ночь выпили по три тыковки на брата,
радуясь и удивляясь тому, что настали сказочные времена и
справедливый разбойник получил в управление провинцию. Теперь
сторожа спали и видели во сне, как они разбойничают в темных
лесах: ибо, несомненно, никакого более вероятного пути к чину
наместника им не было.
Итак, Киссур соскользнул со стены по веревке и пересек тюремный
двор. Двор был мощен гранитом, в гранит въелись медь и железо.
Триста лет назад тут был монетный двор, но государь Иршахчан
преобразовал его городскую тюрьму. Киссур дошел до гранитной
стены и полез по ней вверх, как ящерица. Веревка ему не могла
помочь, потому что стена была в три раза выше веревки, зато
помогали стальные когти на руках. Киссур дошел до верхушки стены
и осторожно перевесился через зубец. Стена была широкая, поверх
шла крытая дорога, на которой могли разъехаться две повозки
установленной ширины. На дороге никого не было. Киссур пересек
дорогу, прошел по узкому, с ладонь, парапету за выступ угловой
башни, зацепил веревку и через мгновение повис на ее конце.
Далеко внизу плескался грязный канал. Противоположного берега в
ночи не было видно. Киссур раскачался на веревке, чтоб не упасть
близ берега, и прыгнул.
Вода была ледяная: Киссур едва не выронил душу, однако вынырнул
и замотал, тихо отфыркиваясь, головой. Ему повезло, что он не
ударился при падении о тряпку, доску, выеденную тыкву, словом, о
любой жизненный отход самого большого города ойкумены, города,
где живет сто тысяч чиновников и еще миллион человек.
Через полчаса Киссур вышел на берег у песчаного моста. Киссур
разрыл землю у опоры моста, достал что-то, завернутое в ветошку,
сел на берегу и задумался.По правде говоря, он не знал, как быть
дальше.
Доброжелатель, снабдивший его когтями и веревкой, планировал
побег совсем по-другому и через месяц. Доброжелатель этот сейчас
уехал инспектором в провинцию. Но заключенный увидел вечером
снаружи своей клетки пьяного стражника и не устоял перед
искушением: зацепил стражника крючком, подволок к прутьям,
просунулся сквозь них, придавил, вытащил ключи и бежал. Но что
делать дальше, он не знал. Он, правда, смутно слышал, что в
столице недавно завелось место, называемое рынком, где продаются
поддельные документы и другая жизненная снасть.
Киссур поднял голову и увидел по звездам, что скоро полночь. Он
взобрался по гранитной стене канала. Перед ним открылась
площадь, а на площади статуя государя Иршахчана, в окружении
двух крыльев городской управы. Киссур забился под корни
огромного платана напротив и стал ждать, глядя на идола. Это
была небольшая, еще прижизненная статуя, и поэтому у нее было
человеческое лицо. В одной руке государь держал меч, а в другой
книгу. Киссур знал, что ровно в полночь государь вздрагивает и
переворачивает каменные страницы книги, и в этот миг можно у
него чего-нибудь выпросить. "Дай мне встретиться с государем
Варназдом" - загадал желание Киссур. Он терпеливо сидел и ждал.
Однако каменная статуя так и не шевельнулась.

Почти неделю государь охотился в парке вместе с новым
наместником. На привале Ханалай показал государю, как разделать
и сьесть сырого суслика, если очень проголодаешься. Государь был
очарован.
Дворцовый чиновник сообщил Ханалаю, что государь жалует ему коня
с широкой спиной и тонкими ногами, и золотую попону к коню.
"Золотые слова, голубчик! - вскричал Ханалай, - за такие слова
полагается награда," - и, велев чиновнику открыть рот, стал
пихать туда монеты: глаза у чиновника сделались безумные и
восторженные, и он чуть не подавился, разевая рот как можно
шире. Государь хлопал в ладоши, в восторге от непосредственности
Ханалая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25