Муж ее, балбес, за всю жизнь
не нажил такого плаща. Ладно бы плаща! А вот второй год просишь
бархату на юбку-колокольчик, уже и Нита сшила себе такую юбку, и
Дия, и в храм показаться стыдно - то приласкаешь мужа, то
прогонишь - а юбки все нет. "Вот - шляются важные сынки -
плакала уже в мыслях женщина, - теперь он поднимает шум, мужа
выставят с должности и с шестидворки".
- Что такое? - спрашивали в толпе.
- А вот этот щеголь, - объясняли, - вздумал приставать вон к
той, в кофточке с мережкой, она его возьми и окати.
- Ба, - сказал кто-то,- да в кофточке с мережкой - это Изана.
Станет она такого окатывать! Она каждый месяц в новой юбке ходит
- откуда у честной женщины каждый месяц новая юбка?
- Ничего подобного, - говорили дальше, - этот чиновник ходил к
дочери министра. Отец ее узнал об этом и нанял людей, чтобы
покрыть его грязью перед народом.
- Братцы, - вопили в харчевне напротив, - где оборотень?
Женщина в синей кофте сказала решительно, что надо бы платье
простирать и просушить, но ведь на это уйдет столько времени, а
господин чиновник, верно, торопится с важным визитом. Другая,
помоложе, в кофточке с мережкой, завела синие глаза и начала
плакать. Шаваш почтительно поклонился и сказал, что важного
визита у него нет, что он очень рад будет вымыться и подождать,
пока высохнет платье; только вот напишет приятелю записку, чтобы
тот не волновался.
Шаваша с поклонами и охами провели в дом. Чистенькие стены,
деревянная лестница скрипит, как сверчок; пыль и полумрак от
книг и закрытых ставен. Шаваш поглядел на горку зерна перед
черепахой Шушу и подумал, что в этом доме, верно, только боги
едят, как следует.
Девушки, разумеется, на обеде не было. Было большое смущение,
потому что по записке, отправленной Шавашем, в дом пришел
мальчишка с корзинкой. В корзинке был маринованный гусь,
холодная баранина, нарезанная дольками, жареная кошка, пирог,
печения, фрукты и два кувшина белого вина.
Хозяин вышел к обеду в строгом мышином кафтане:
- Да, сударь! Внучка моя слишком неосторожна, да и молодые
чиновники в нынешнее время легкомысленны. Говорят, к такому
способу прибег герой "Повести о Ласточке и Щегле".
"Ну, почтительная внучка," - ахнул Шаваш.
Старик насмешливо поглядывал на него за обедом. Шаваш ничего не
ел, был рассеян и все время норовил поворотиться глазами к
занавеске, ведущей на женскую половину. Занавеска колыхалась, и
за ней хихикали.
Помыли руки, принесли чай. Старик осведомился о семье и
должности Шаваша. Шаваш отвечал, что он - сирота и секретарь
господина Нана, нового начальника парчовых курток в западной
части Верхнего Города. Старик про себя усмехнулся. Всякий
богатый - либо вор, либо наследник вора. Этот, стало быть, не
наследник.
Потянулась приличествующая случаю беседа о процветаниях
государства и добродетели человека, и чем дальше она длилась,
тем больше Шаваш раздражался. Старик был из той самой,
ненавистной Шавашу породы людей, которые разглагольствуют о том,
что истинное богатсво - не в увеличении имущества, а в
ограничении желаний, и которые осуждают взяточников, главным
образом потому, что сами ни разу не были на таком месте, где им
предлагали взятку; И чем больше Шаваш раздражался, тем больше
улыбался он собеседнику. Внезапно Шаваш спросил:
- Я, простой секретарь, не могу сравниться с вами в познаниях.
Скажите, если бы вы точно знали, что в ойкумене действует
некоторая тайная сила, совершенно, однако, не отраженная в
донесениях и отчетах, что бы вы сказали об этой силе?
Ученый ответил с улыбкой:
- Логически рассуждая, такая сила должна быть всемогущей. Вопрос
ваш, впрочем, тонок и напоминает определение бога, данное
Инаном. Инан доказывал всемогущество бога именно тем, что тот
умеет скрывать от недостойных любые доказательства своего
существования.
"Бес бы тебя побрал с твоими богами" - подумал чиновник.
Наконец явилась младшая из тетушек, которая уже сменила кофточку
с мережкой на какую-то другую, павлиньих цветов, и объявила, что
платье высохло. Тетка жмурилась и строила Шавашу глазки. Она
была наделена двумя признаками красоты из двадцати четырех.
Шаваш откланялся и ушел. С резной галлереи вслед ему глядела
Идари, девушка с воздушными рукавами, и ее младшая сестра,
баловница и хохотушка. Идари разболтала сестре о вертопрахе,
спросившем "Повесть о Ласточке и Щегле", и это сестра плеснула
ведро с помоями.
- Ах, какой хорошенький, - сказала младшая сестра. - Миленькая,
ведь он из-за тебя в Небесную Книгу пришел. Он, верно, видел
тебя в розовом платье на полуденном празднике.
Идари покраснела. Ей, точно, приглянулся молодой чиновник;
снился ночью, норовил пощупать... Доселе ей никто не снился.
Был, правда, один в Небесной Книге, давно уже, варвар с голубыми
глазами. Говорили, он из государева рода. Этот Кешьярта никогда
не улыбался и на нее не смотрел. Одет он был бедно, книги
подбирал странно. Идари казалось, что он тоже не из тех людей,
которые проводят жизнь в Небесной Книге, и ей казалось, что
ничего хорошего не выходит, когда в Небесной Книге начинают
читать те, для кого она не предназначена.
- Я так думаю, - сказала маленькая сестра, вертушка и хохотушка,
- ты должна его полюбить из одного только дочернего долга.
Потому что тот варвар, Кешьярта, сгинет мелким чиновником, а
этот секретарь, если смилостивится, похлопочет за нашего отца.
Глядишь, воскресят.

* * *

Через час император, в одежде провинциального чиновника третьего
ранга, шел по улице Нижнего Города, под названием - Двери
Счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25