Ульяна Ивановна поняла это по бездействию осмотревшего девушку доктора. Поняла и все-таки сказала:– Получше посмотрите, батюшка Арсений Васильевич, – жива, может быть?…– Нет, Ульяна Ивановна, – медленно ответил доктор Великанов. – Она убита.– Как же так сразу?Молодая, веселая Варя Олейникова лежала на скамейке, и ее глядевшее вверх лицо казалось удивленным.«А ведь я ее сегодня ругала, – пронеслось в голове Ульяны Ивановны. – И за что ругала? За пустяк, за невытертый стол…»Это воспоминание было сейчас таким горьким, что Ульяна Ивановна всхлипнула. Она и расплакалась бы, если бы доктор Великанов не положил на ее плечо руку.– Не надо, Ульяна Ивановна, – мягко сказал он. – Я вас вполне понимаю, но сейчас – не надо. Мы на посту и должны думать о живых. Им не следует видеть этого. Нужно убрать тело. И… потом вам следует сменить халат.Ульяна Ивановна заметила, что халат ее выпачкан липкой черной пылью и покрыт влажными, лиловыми от синего света пятнами.Потом был отбой, и больные вернулись в уцелевшие палаты, и ординатор Анна Дмитриевна сообщила доктору о том, что во время бомбежки в родильной комнате убежища были роды, к счастью, благополучные.А в пять часов, когда оранжевое солнце осветило дымящийся, раненый город, в кабинете доктора зазвонил телефон.Доктор Великанов взял трубку и услышал страшное слово:– Эвакуация.
Глава четвертая Подъезд зияет черной пустотой выбитых стекол. Двери больницы открыты настежь, и ветер свободно путешествует по коридорам и палатам. Вывеска еще цела, но ее золотые буквы лгут: больницы больше нет, есть утратившее смысл и значение нагромождение камня.Больные увезены родными или эвакуированы. Снято, заколочено в ящики и отправлено на станцию оборудование. Даже мягкий инвентарь доктор Великанов сумел пристроить, передав полевому госпиталю.– Логика войны! – говорит, чтобы утешить себя, доктор. – Эвакуация!..Доктор снимает халат, по привычке подходит к вешалке, чтобы повесить его, и снова понимает бессмысленность и нелепость своего поведения. И эта мелочь красноречивее всяких слов утверждает грозную истину: больница превращена в мертвую каменную глыбу, халат стал ненужной тряпкой, а сам доктор Великанов – не больше как крохотная щепка, увлекаемая бушующим потоком событий.Взгляд доктора скользит по книжным шкафам. Ему всегда казалось, что книги – предметы в какой-то мере одушевленные, и теперь он чувствует, как печально и укоризненно смотрят они на него золотыми буквами корешков.– Ты оставляешь нас, доктор Великанов? – спрашивают они.– Но я вернусь! – мысленно отвечает он.– Да, ты вернешься – мы знаем, что так будет, но что случится с нами?– Этого я не знаю, – говорит доктор Великанов и отворачивается.Где-то в коридоре слышатся шаги, потом – стук в дверь.– Войдите! – по привычке говорит доктор.В дверях появляется Ульяна Ивановна. По ее румяному лицу струится пот, белые пряди волос выбились из-под косынки. И понятно: в разгар летнего дня она пришла в больницу в зимней шубе, с огромным мешком на плечах.– Вы еще не уехали, Ульяна Ивановна? – удивленно спрашивает доктор Великанов. – Я же еще вчера договорился, чтобы вас посадили в машину.– Я знаю, – говорит Ульяна Ивановна. – Только я решила пешком идти. Уступила место больной гражданке, а сама пешком двинусь. Проститься зашла…– Куда же вы пойдете, Ульяна Ивановна?– Не пропаду, Арсений Васильевич! Аттестат от сына на руках, на работу меня всякая больница, а то и госпиталь примет… О себе я не беспокоюсь. Вы-то, Арсений Васильевич, чего теперь делать будете?– У меня есть свой план, Ульяна Ивановна, – не без торжественной таинственности произносит доктор Великанов.То обстоятельство, что Ульяна Ивановна перестала быть сотрудницей больницы, позволяет ей держаться с доктором Великановым значительно смелее, чем обычно.– Какой же план, Арсений Васильевич, не секрет это?– По плану эвакуации мне, Ульяна Ивановна, поручено отгрузить и передать военным лечебным учреждениям весь наиболее ценный инвентарь. Что касается меня самого, то я отправляюсь в одну из больниц на востоке нашей области. При этом я могу сделать очень много полезного, Ульяна Ивановна… Я запрягаю нашу больничную лошадь, кладу на нее вот этот ящик с медикаментами и инструментами, примус для стерилизации и еду в потоке эвакуирующихся. Понимаете?Ульяна Ивановна, по-видимому, очень хорошо поняла план доктора.– Только эвакуированных эти бандиты днем и ночью бомбят, – проговорила она и замялась, пораженная неубедительностью и несостоятельностью собственного возражения.– Бомбят? Но это лишний довод за то, что мне следует быть среди эвакуированных.Ульяна Ивановна сидела, тяжело дыша, и восторженно смотрела на доктора. Его план был великолепен. Впрочем, разве она, Ульяна Ивановна, сомневалась когда-нибудь в докторе Великанове?Однако сестра-хозяйка была одарена тем, чего было маловато у доктора – умением подходить к каждому делу не с парадной, а с практической и хозяйственной стороны. При этом она допускала даже некоторый скептицизм.– Хорошо, Арсений Васильевич, – а вот лошадь запрячь потребуется – сумеете вы это сделать?– Думаю, что сумею. Я много раз видел, как это делается.Этот ответ не удовлетворил Ульяну Ивановну.– Я, Арсений Васильевич, каждый день видела, как вы рецепты прописываете, а однако же прописывать их не умею.– Действительно, я не умею запрягать лошадей, но ведь этому можно выучиться!– Вы мыла хозяйственного, Арсений Васильевич, сколько с собой берете?Это было совершенно непонятное упущение, но такая простая и необходимая вещь, как мыло, ускользнула от внимания доктора Великанова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42