Быт горожан, скрытый раньше стенами домов, вышел на улицу. Доктор Великанов никогда не предполагал о существовании такого множества подушек, патефонов, чемоданов и самоваров, высившихся целыми горами.Дорога шла к мосту мимо домов, знакомых доктору в течение десятилетий. Он помнил, как строились некоторые из них. Теперь они смотрели на него черными провалами окон. Некоторые были изрешечены красными ранами осколочных попаданий, другие, выгоревшие внутри, дымились едкой гарью вчерашнего пожара.Несколько часов стояла подвода, прежде чем пришла ее очередь въехать на мост.Пока все шло благополучно. Несколько раз возникала тревога, но ложная: над городом, прикрывая уходящих жителей, без устали патрулировали истребители. Одни, с быстро нарастающим ревом, проносились совсем низко, и их черные тени скользили по реке и мосту. Другие, забравшись на недосягаемую для глаза высоту, сверкали в голубом небе белизной крыльев. В стороне от моста разыгрался воздушный бой, но он происходил так высоко и так походил на безобидную игру, что доктор догадался о происходившем, только когда немецкий самолет стал падать, медленно и несуразно крутясь в воздухе и оставляя за собой длинную полосу черного дыма.
Наконец подвода оказалась на другой стороне реки. Впереди открылось широкое и свободное шоссе.Доктор Великанов сказал:– Мне кажется, Ульяна Ивановна, нам на некоторое время целесообразно здесь задержаться. Место около моста – несомненно очень опасное.Ульяна Ивановна, руководствовавшаяся тем же самым соображением, настроена была поскорее двигаться дальше, но возражать доктору не могла и предложила только отъехать немного в сторону, где, по ее мнению «было меньше пыли». Доктор признал это вполне справедливым и согласился.Но пусть читатель не пытается истолковать маленькую хитрость Ульяны Ивановны в невыгодную для нее сторону. Когда возник вопрос о том, кому же в качестве пункта первой помощи дежурить у моста на шоссе, она со всей непреклонностью, на какую была способна, заявила, что этого поста она доктору Великанову не уступит.– Батюшка Арсений Васильевич! Больные всякие могут быть, иного на себе нести придется, а я женщина достаточно сильная, – доказывала она. – И руки вам все время в чистоте держать надо, и чтобы инструмент в полной готовности был. И лекарства отпустить я не сумею, потому что в медицинских названиях плохо разбираюсь.Доктор внимательно выслушал Ульяну Ивановну, но против каждого ее довода выставил свой контрдовод. Наиболее веским было указание на то, что Ульяна Ивановна – женщина, и он, доктор Великанов, не может подвергать ее опасности.– Можно подумать, Арсений Васильевич, что вы меня женским естеством упрекаете, – обиделась Ульяна Ивановна. – Только здесь вы заблуждаетесь, потому что женщина женщине совершенная рознь, и я не какая-нибудь шатенка.Доктор должен был согласиться, что Ульяна Ивановна действительно не шатенка, по крайней мере в том смысле, в каком понимала она это слово. Тогда Ульяна Ивановна выбросила еще один козырь, напомнив, что если и существует специально мужское дело, то это забота о лошади: не может же доктор Великанов возложить на нее заботы о норовистом Мазепе.Это возражение застало врасплох доктора Великанова, и он некоторое время даже раздумывал – не иронизирует ли Ульяна Ивановна. Но иронизировать Ульяна Ивановна, по его убеждению, не была способна, и дело кончилось тем, что он сдался.И Ульяна Ивановна с честью доказала свою правоту, Доставив доктору Великанову на своих руках его первого пациента – шофера гражданской машины с перебитой в результате аварии голенью…Уже совсем стемнело, когда доктор привел в порядок свои инструменты и вытащил объемистую клеенчатую тетрадь, предназначенную для рабочего дневника и регистрации больных.Некоторое время он задумчиво вертел ее в руках.– Ульяна Ивановна, вы не помните, что мы сделали за сегодняшний день? – спросил он наконец.– Где же упомнить, батюшка? – отвечала Ульяна Ивановна, успевшая примоститься на телеге. – Многое сделали сегодня.– А записать нечего.Ульяна Ивановна обеспокоилась.– Как же это так: стольких человек уберегли, а записать нечего? Уж ежели по фамилиям записать нельзя, то чохом пишите… Черненький, который в голову ранен, – раз, блондиночка, что в розовом платье, – два, девочка, которая плакала, – три, сапер… Как же записать нечего?– Вот видите – и вы всех не помните… Но я думаю, Ульяна Ивановна, что это не так уж важно. Важно то, что во многих случаях мы смогли оказать существенную помощь. Что же касается записи; то не кажется ли вам, Ульяна Ивановна, что вовремя наложенный на руку жгут стоит нескольких тетрадей самых красноречивых записей?Успокоив себя таким доводом, доктор Великанов спрятал тетрадь и, пренебрегая близостью фронта, заснул спокойно и крепко.Утром, когда еще не совсем рассвело, путники были разбужены строгим и хлопотливым командиром.– Сейчас же уезжайте! – приказал он. – Во-первых, здесь опасно, а во-вторых, мы будем копать окопы. Глава пятая В минуту сравнительного затишья доктор Великанов сказал Ульяне Ивановне:– Не кажется ли вам, дорогая Ульяна Ивановна, что Мазепа не обладает необходимой храбростью? Я замечаю, что он неохотно приближается к месту, где был взрыв.Сестра-хозяйка, недолюбливавшая Мазепу за непреоборимую лень и упрямство, на этот раз за него заступилась.– Животное, а понимает, Арсений Васильевич, и, как умеет, свою жизнь бережет.– Я вовсе не думаю оспаривать целесообразность его поведения, но нам часто бывает необходимо подъезжать к месту взрыва, и мне надоело таскать этого труса за узду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42