Шли долго. Доктор, доверившись провожатым, почти висел на их руках.Путь закончился неожиданно – не громким, но грозным окликом:– Стой! Кто идет?– Дуб и Вяз.– Перца привели?– Здесь Перец.Через две минуты доктор Великанов оказался в землянке, освещенной немецкой ацетиленовой лампой. Обстановка была фантастическая. Все пространство тесного помещения показалось доктору заполненным бородатыми вооруженными великанами, исполинские тени которых в самых причудливых сочетаниях двигались по коричневым глиняным стенам.– Разрешите познакомиться: Дядя Миша, командир отряда! – отрекомендовался один из бородачей. – Очень неприятно, что пришлось вас беспокоить, но вынудили обстоятельства – нужно раненым помочь. В сегодняшнем бою…
– Вот наш госпиталь! – сказал Дядя Миша, спускаясь вместе с доктором в соседнюю землянку, более просторную и чистую, где на мягком сене лежало около десятка раненых.Если не считать полушубков и оружия, здесь не было никакой обстановки.Принесли свет, горячую воду, и доктор смог приступить к работе. Перевязав голову одному раненому и взяв в лубок сломанную ногу другого, доктор Великанов подошел к третьему, с забинтованной рукой. Этот третий был высок, худ и бородат.– Ну, а тебе где дыру просверлили? – спросил доктор, любивший шутить с больными и всегда говоривший им «ты».Сквозная рана в плече партизана не была страшна, и доктор в несколько минут справился с ее обработкой.– Ловко! – похвалил его раненый партизан. – Только я вижу, Великан, что ты меня позабыл и здороваться не хочешь.Доктор присмотрелся к говорившему, но не узнал его.– На скольких заседаниях вместе сиживали, ругались бывало… Неужели не узнаешь?Доктор в изумлении отступил на шаг.– Позволь!.. Никак Сергей Прокофьевич?Перед доктором Великановым лежал Сергей Прокофьевич, тот самый вышестоящий товарищ из горздрава, с которым он беседовал по телефону в первой главе нашей повести.И здесь случилось то, что никогда бы не могло случиться ни в горздраве, ни в больнице, ни на улице города: старые знакомые обнялись и, соединив воедино бороды, троекратно, по старому обычаю, расцеловались.– Тебе, Арсений Васильевич, эта передряга в пользу пойдет, – сказал Сергей Прокофьевич, – ведь прежде ты дальше своей больницы ничего не видел.– Возможно. Но я знавал администраторов, не видевших из-за цифр живого дела.Оба спорщика держали друг друга за руки.– И хорошие все-таки были времена! – сказал Сергей Прокофьевич.– Очень! – подтвердил доктор Великанов. – И опять будут хорошие.– Обязательно!– И тогда мы поговорим обо всем! – многозначительно сказал доктор.– По телефону?– Всеми доступными нам средствами…Разговор прервал Дядя Миша, пригласивший обоих к общему котлу. Ужин был сервирован очень просто, но эта простота искупалась обилием и качеством блюд.– Состоим на довольствии германской армии, – объяснил Дядя Миша. – Отказа ни в чем не имеем. Да что говорить, даже ваш Мазепа не имеет недостатков в стимулах.И действительно, Мазепа выглядел хоть куда. Доктору даже показалось, что он несколько зазнался: во-первых, слишком высоко задирал голову, а во-вторых, счел возможным приветствовать доктора совсем коротким ржанием, в котором слышалось больше вежливости, нежели благосклонности и уважения.Целые сутки, к немалой тревоге Ульяны Ивановны, пробыл доктор в партизанском стане, и так ему там понравилось, что в конце концов он изъявил желание остаться в лесу совсем.Однако Дядя Миша отрицательно покачал головой.– Думали уже об этом. И доктора иметь своего нам очень удобно, но только разведку ослаблять нельзя.– Потом я хотел бы получить оружие…Но Дядя Миша без колебания отверг и эту просьбу:– Мы могли бы вооружить тебя всем, до пулемета включительно, но это не нужно. Риск оправдывается достигаемой пользой.Доктор подумал и согласился.В других отношениях Дядя Миша был щедр.– Из немецких трофеев что хочешь выбрать – пожалуйста, не стесняйся. Вчера целую машину доставили. Вон ящик лежит: думали – шоколад, а оказались игральные карты…К вечеру следующего дня страдания Ульяны Ивановны стали неописуемы.Они рассеялись лишь когда сам доктор Великанов, живой и невредимый, и даже веселый, с помощью того же Саньки-Телефона переступил порог хаты.Однако свою радость Ульяна Ивановна искусно скрыла под маской хозяйственной хлопотливости.– Вернулись, Арсений Васильевич? Снимайте сапоги, я просушу их, да к печке присаживайтесь. Сейчас дровец подкину, щец разогрею.– Я сыт, Ульяна Ивановна. Нынче меня трофейным обедом кормили.– Не дело, батюшка, всякую гадость есть.– А ведь я подарок вам принес, Ульяна Ивановна, – проговорил доктор.Ульяна Ивановна не поверила глазам – в ее руках оказались карты. Но она слишком хорошо помнила взгляд доктора, поразивший ее в немецкой комендатуре, чтобы открыто выразить свою радость.– Хорошие карты! – сказала она. – Вроде атласные. Только валеты и дамы чудные, не разберешь сразу – мужик или баба.– Привыкнете, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – А теперь погадайте-ка на меня разок…«Ой, смеется!» – опасливо подумала Ульяна Ивановна.– Только уж по всем правилам. Давайте я сниму.Будь Ульяна Ивановна не так озадачена, она, конечно, заметила бы проделанную доктором небольшую манипуляцию с карточной колодой.Ничего не подозревая, она не без торжественности приступила к гаданию.– Что было? Были у вас, Арсений Васильевич, червонные хлопоты и собственный разговор с бубновым королем.– Правильно, Ульяна Ивановна, – сказал доктор. – Червонных хлопот было порядком. Что же касается собственного разговора, то, насколько я себя помню, я никогда не вел чужих разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42