Ему показалось, что голубые, полузакрытые веками глаза видят его сквозь дерево. Но таким сверхъестественным свойством тот не обладал: он просто не верил стене, как вообще не верил никому и ничему. Он, еще раз внимательно и недружелюбно осмотрев стену сарая, каркнул:– Отойдемте дальше.И они двинулись. Остановился эсэсовец шагах в сорока, на совершенно открытом месте, и расслышать продолжение разговора доктор при всем желании не мог. Хуже всего было то, что (как успел он догадаться) речь шла о какой-то каверзе, угрожавшей серьезной бедой партизанскому отряду.Нужно было действовать, и притом очень смело и прямолинейно, и, наскоро стряхнув с себя опилки и стружки, доктор схватил в руки первый попавшийся на глаза инструмент (это была лучковая пила), вышел из сарая и, по возможности бесшумно, напрямик двинулся к эсэсовцу и полковнику, поглощенным разглядыванием карты. Замысел был смел, но очень прост: все зависело от того, сколько шагов он успеет сделать, прежде чем будет замечен, и что успеет расслышать, проходя мимо.И он расслышал:– …Наверняка сосредоточатся западнее Дуванки, а мы, когда телефонная связь будет взята под контроль…Разговор прервался. Не глядя на немцев, доктор Великанов почувствовал на себе пристальный взгляд эсэсовца.«Спокойствие!.. Только спокойствие!» – сказал себе доктор и, проходя мимо немцев, поприветствовал их, если не слишком низким, то все же достаточно почтительным поклоном, единственным назначением которого было усыпление бдительности эсэсовца.Последующее не замедлило доказать, сколь необходимы были эти уловки. Доктора остановила негромкая, но очень грозная и повелительная команда:– Стой!Повернувшись, он увидел направлявшегося к нему черного эсэсовца.«Спокойствие!» – еще раз предупредил себя доктор Великанов.И он сделал нечто достойное незаурядного артиста: неуверенно, с видимой робостью шагнул навстречу эсэсовцу и, сняв картуз (на нем был старый картуз Василия Степановича), почтительно остановился.Но даже мастерски разыгранная покорность не могла до конца усыпить недоверчивость эсэсовца. Немного подумав, он, не спуская глаз с доктора Великанова, приказал полковнику:– Позовите сюда коменданта!Распоряжение было выполнено молниеносно. Не прошло и минуты, как доктор Великанов увидел обер-лейтенанта Ренке, мчавшегося к месту происшествия дробной и старательной рысцой.– Кто и зачем здесь? – спросил эсэсовец, ткнув пальцем в сторону застывшего в почтительном недоумении доктора.В иное время Густав Ренке, конечно, испепелил бы нашего героя за причиненную ему тревогу, но сейчас речь шла не столько о докторской судьбе, сколько о бдительности комендатуры и о царивших в ней порядках.И Густав Ренке отрапортовал:– Осмелюсь доложить: плотник, находящийся в услужении комендатуры…– Вы проверили этого человека?– Разумеется! – воскликнул обер-лейтенант, пожирая глазами начальство. – Этот человек нам известен своим враждебным отношением к большевикам, которые расстреляли двух его сыновей. Осмелюсь доложить…– Довольно! Я хотел установить два факта: кто он и что он здесь в данную минуту делает?– Осмелюсь доложить, я на основании вашего приказа дал распоряжение о срочном изготовлении виселицы…– Виселицы? – уже значительно мягче переспросил эсэсовец.– Так точно! Ему дан заказ на изготовление виселицы.– Великолепно! Передайте – пусть он поторапливается. Можете идти, обер-лейтенант.По-прежнему симулируя полное непонимание и почтительность, доктор поклонился и не спеша двинулся в прежнем направлении.Уходя от места столь опасного разговора, доктор Великанов успел даже расслышать продолжение беседы черного эсэсовца с краснорожим подхалимом-полковником.– Имейте в виду, – каркал эсэсовец, – что о настоящем плане операции известно сейчас только троим: мне, вам и начальнику штаба подполковнику Граббе…– Это замечательно! – громко отозвался полковник. – Ваша мысль великолепна!Полковник был в восторге, но кто передаст ужас доктора Великанова, четвертого по счету человека, посвященного в план длинного эсэсовца? Только он один мог предотвратить гибель партизанского отряда, – Василий Степанович ушел, и ушел, вероятно, надолго.Было около четырех часов дня, когда доктору Великанову удалось незаметно выбраться из сарая.В селе было полным-полно немцев, и он находился в большом затруднении – что предпринять. Он уже начал подумывать о том, чтобы наудачу отправиться в лес самому. И он, конечно, сделал бы это, если бы вдруг за плетнем, не мелькнула рыжая голова Саньки-Телефона.– Санька! – окликнул доктор.Подросток быстро подбежал и остановился.– Недавно плотник Василий Степанович пошел на Костин кордон… Беги за ним и скажи, да только не перепутай… Скажи, доктор Великанов передать велел, что…Едва выслушав доктора Великанова, Санька-Телефон проявил такую готовность немедленно действовать, что доктору стоило большого труда удержать его и проверить, насколько он понял поручение.В сарай доктор Великанов вернулся вовремя, к приходу Дрихеля.– Зафтра путет вешалка. Штоп пыл котоф! – грозно заявил ефрейтор.
…Василий Степанович пришел поздно, близко к тому времени, когда хождение по селу запрещалось под угрозой расстрела. Пришел запыхавшийся и возбужденный.– Ну, как? – спросил его доктор.– В порядке! – коротко ответил Василий Степанович и перевел дух. – Было бы делов, если бы ты Саньку не метнул. Все бы, как есть, под Дуванкой остались, совсем идти туда решили.– Кто решил? – с притворной наивностью спросил доктор.– Кто? Наши, понятно!– Партизаны?– А то кто же? Ведь и тебе давно уже кличка дана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42