Стук был не простой, а условный, потому что Василий Степанович сразу же открыл дверь. В хату проскользнул рыжеволосый подросток лет четырнадцати. Увидев незнакомых, он застеснялся.– Племянник мой – Санька, – отрекомендовал Василий Степанович. – Что же ты не здороваешься?– Здравствуйте! – произнес парнишка и покраснел.– То-то! Вежливость и ноне не отменена, – поучал дядя.

В глазах старого плотника сверкнул веселый огонек.– Паренек, между прочим, Арсений Васильевич, с вашего конвейера спущен. У сестры роды трудные были, и ее в город отправляли… Ну, сказывай, зачем пришел?– Дядя Миша прислал…– За стамеской, верно? Сейчас дам…Оба вышли в сени, и оттуда Василий Степанович – после довольно длительного отсутствия – вернулся один.Ульяна Ивановна и доктор Великанов уже спали. Глава десятая Знал бы доктор Великанов, что сулит ему завтрашний день, не спал бы он так спокойно.Виновницей тревоги явилась Ульяна Ивановна и, косвенно, Санька-Телефон, потому что свою решимость на крайне рискованный поступок сестра-хозяйка почерпнула из разговора с ним, происходившего с глазу на глаз.– И не боишься ты по лесу бегать? – спросила Саньку Ульяна Ивановна, не слишком благоволившая к лесной природе.– Чего же бояться?– Вдруг гадюка за ногу тяпнет?Санька, знавший окрестные леса, как свои пять пальцев, отвечал солидно и по существу:– Гадюк девчонки да старые бабы боятся.– А леший?Ответить на этот вопрос у Саньки было две возможности: либо категорически отвергнуть существование лешего, к чему его обязывал долг пионера, либо дать волю своей поэтической фантазии. Угадав в Ульяне Ивановне благосклонного слушателя, Санька колебался недолго.– Леший? Это вот да! – многозначительно проговорил он. – Лешему не попадайся…– Вредный, что ли?– Иной раз ничего – пошутит только, а если рассердится – пиши пропало!– Чего же ему сердиться?– Мало ли чего? Бывает, скажем, обидишь его чем – дерево любимое повалишь, или выругаешься, или еще чего сделаешь… Пьяных он тоже не любит. С дядькой Егором такой случай был. Пришел он в лес пьяный да еще выругался, а лешак за это взял да к Комарову кордону за пятнадцать километров его и завел. Проснулся дядя Егор утром и видит: совсем не то место, а как туда попал – сообразить не может.Рассказ Саньки заинтересовал Ульяну Ивановну, и она сразу же приняла сторону не пострадавшего Егора, а добродетельного лешего.– Видать, твой дядька – пьяница хороший, – определила Ульяна Ивановна. – Я его, такого, не за пятнадцать, а за сто пятнадцать километров завела бы…Ни мало не обидясь на столь резкий отзыв о его несуществующем родственнике, Санька, вдохновляясь, продолжал:– С бабкой Аграфеной еще чуднее было. Пригнала она в лес козу, привязала за пенек и пастись пустила, а сама начала хворост собирать. Собирает и слышит – стучит что-то, а коза кричит: бье-бье-бье… Смотрит бабка Аграфена: коза с кем-то брухается. А это лешак к ней подобрался и играться затеял. То он козу рогами саданет, то она его… Только знай стукают!– Ну, и что?– Да ничего. Побрухались и бросили.Но Санька почувствовал, что рассказ получился бледноват и, поправляя дело, очертя голову ринулся в волны вдохновенной фантазии.– Только после этого у козы цветное молоко пошло, – сообщил он.– С кровью? – обеспокоилась Ульяна Ивановна.– Нет, вовсе зеленое, – удивляясь собственной выдумке, врал Санька. – Зеленое, как лист березовый, и дю. же сладкое, словно мед, только травой отдавало.Хотя Ульяна Ивановна и не очень поверила в существование зеленого молока, но Санькин рассказ ей понравился. Он давал повод к хозяйственным размышлениям.– Твоя бабка скипятить бы его попробовала, – посоветовала она.– Как же, пробовала! – с готовностью подхватил Санька. – Только поставила на огонь, а оно как зашумит, как запузырится… Потом искры из него полетели. А потом вовсе, как керосин, вспыхнуло. Едва пожара не получилось.– Похоже, заливаешь? – усомнилась на этот раз Ульяна Ивановна.Но Санька был не таковский, чтобы уступить.– Право слово!.. Да вот и со мною недавно было. Иду по лесу, и вдруг меня по морде шлеп!.. Что, думаю, такое?Вытерся, иду дальше, опять что-то шлепнуло. Чувствую – мокрое, а понять не могу. Только вытерся, а оно снова!.. Да так раз двадцать, а то и все сто… Потом только понял, что это лешак грибами швыряется.Но грибы в данную минуту Ульяну Ивановну интересовали мало. Снисходительно, даже с некоторым удовольствием выслушав Санькины рассказы о лешем, она, как бы между прочим, навела разговор на более деловую тему.– А немцы? Поди, по всему лесу шатаются?Вместо ответа Санька свистнул.– Да они с дороги в лес свернуть боятся. По большим дорогам, верно, их много ходит и ездит – там охрана поставлена и броневики взад-вперед раскатывают. И то по одному не ходят, а целой оравой. А в самом лесу их на тропинках вовсе не бывает. Разве писарь их комендатуры – он, когда пьяный, отчаянный делается, ничего не боится.– Отчего же они в лес ходить боятся?Этот вопрос Санька пропустил мимо ушей, но Ульяна Ивановна любила беседовать обстоятельно и поэтому повторила:– Чего же им в лесу бояться?– Кто же их знает – лешего, наверное, боятся.И здесь Санька, неожиданно потеряв словоохотливость, прервал разговор, схватил кепку и улизнул на улицу.Всю ночь не спала Ульяна Ивановна, размышляя над Санькиными словами, и поднялась с постели, когда было еще совсем темно. Бесшумно одевшись, она поколдовала около печки, затем, поглядев на спящих доктора Великанова и Василия Степановича, решительно двинулась к выходу и исчезла в чуть брезжущем рассвете серого сентябрьского утра.Тревога доктора, обнаружившего исчезновение спутницы, была велика и, нужно сказать, обоснована.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42