Еще я заказала на вечер фокусника и одного популярного жонглера. Они покажут пару трюков, вам понравится. Зажжем факелы в парке и будем развлекаться по-королевски. — Она встает. — А теперь не ссорьтесь! Ни одного злого слова больше! Я хочу видеть вокруг себя счастливые лица,
— Конечно, маман! — отвечают все хором и тоже поднимаются.
— Ты позаботишься об английских дочерях, Ганимед, — приказывает Гермес. — Может, среди них окажется та, которая не доставит тебе проблем?
— Конечно, папа!
На этом все удаляются.
Послеобеденное время проходит в натянутой гармонии. Все избегают друг друга. Флора и Гелиос скрываются в своих апартаментах на первом этаже. Фаусто, прихватив сумку с купальными принадлежностями, исчезает в доме с пальмами. Ганимед закрылся в курительном салоне и ведет длинные разговоры по телефону со своим другом в Париже. Голос его звучит выше, чем обычно, он явно выведен из равновесия.
Но к вечеру он успокаивается. В начале девятого, когда прибывают гости, он независимой походкой выходит на террасу, в высшей степени элегантный, улыбающийся и обаятельный, как будто он самый счастливый мужчина в мире! Как это получается? Может, наглотался таблеток?
Вообще все изумительно разыгрывают театр, будто в «Каскаде» никогда не было ссор. Как только стемнело и появились соседи, Гермес, Гелиос, Фаусто и маман засияли улыбками благородного согласия и трогательной гармонии. Ведь мы красивые, преуспевающие Сент-Аполлы. Женщины в длинных разноцветных платьях с переливающимися неподдельными драгоценностями — само воплощение парижской элегантности.
Маман представляет нам гостей: мистер и миссис Вильямсоны. Две беленькие дочери Молли и Пам.
Супруги Тэйлоры, супруги Вестинг-Ризы с сыном Оуэном, изучающим музыку. И еще рослый, интересный мужчина. Архитектор! Боже, меня сейчас хватит удар!
— Это мистер Людвиг Хемпс, — сладким голосом говорит свекровь, — а это наша Тиция, жена Фаусто.
Но мужчина, целующий мне руку и пытливо глядящий в глаза, вовсе никакой не мистер Хемпс, а мой бывший лондонский друг Люциус Хейес! О господи, именно сейчас! Что он рано или поздно выплывет, я не сомневалась. Но сегодня? После семейного скандала?
8
Я не видела Люциуса два года. Он похудел, и виски его сильно поседели. Хотя это ему очень идет. На нем элегантный бордовый смокинг с кремовым воротником и лацканами, лицо излучает успех и цинизм. Люциус осматривает меня с ног до головы.
Ну, внешне он ничего не обнаружит. Я действительно хороша и свежа, у меня дорогой изысканный вид в вечернем платье, со сверкающим бриллиантовым колье маман на шее и тщательно уложенными волосами. Только вот как играть счастливую жену? Как укрыться от острого, всепроникающего взгляда этих зеленых глаз? Я глубоко вздыхаю и лезу вон из кожи.
— Рада познакомиться, — говорю я по-английски, как радушная хозяйка. — Вы говорите по-французски?
— Да, вполне сносно, — отвечает развеселившийся Люциус, — но, может, мадам знает немного английский?
— Она его действительно знает, — гордо отвечает за меня свекровь. — До замужества Тиция работала в Лондоне в одной крупной фирме у известного архитектора. Не такого знаменитого, как вы, мистер Хемпс, но все же. Тиция, ты можешь спокойно поговорить по-английски с господином архитектором. Как-никак у вас одна профессия, и, может, найдутся общие знакомые?
Разносят аперитивы, и маман удаляется, потому что прибыли музыканты. Мы обмениваемся двумя натянутыми фразами, но тут между нами втирается Теа и завладевает Люциусом.
— По-английски он может поговорить и в Лондоне, не так ли, мистер Хемпс? — кокетливо замечает она. — А мы во Франции, и вам наверняка приятнее послушать безупречный французский. Тиция на это неспособна, — она бросает взгляд в мою сторону, — она вообще-то родом из Вены, и ее родной язык — немецкий. Она все еще делает слишком много ошибок!
Теа уводит его от меня, и я чувствую облегчение. Весь вечер она не отходит от него, что не мешает ему преследовать меня взглядами.
Во время концерта Люциус не спускает с меня глаз. За ужином он то и дело украдкой поглядывает на меня. Он сидит наискосок от меня, между Теа и Мединой, явно оказывающими ему внимание, и даже пытается втянуть меня в разговор.
— Вы вообще не едите мяса? — с наигранным удивлением спрашивает он меня. — С каких пор, мадам Сент-Аполл, если позволите спросить?
— Десять лет, господин архитектор, — сухо отвечаю я. Как будто сам не знает. Я чувствую себя, словно в кабаре.
Наконец с ужином покончено.
Ночь теплая, мы пьем кофе на террасе. Фокусник оказался посредственным и не увлек нас. Но потом появляется жонглер, смуглый индус в золотом тюрбане, и спасает вечер. Неожиданно становится уютно. Разгоряченные коньяком, мужчины снимают свои пиджаки и под его руководством пытаются жонглировать. Сначала маленькими мячиками, потом сверкающими серебряными булавами. Всех захватывает стихия веселья, как на детской игровой площадке. Слышны хохот и крики.
В общей кутерьме рядом со мной вдруг оказывается Люциус.
— Пойдем со мной, — говорит он вполголоса по-английски, — и, пожалуйста, оставь свое кривлянье! Не переношу этого. Пошли куда-нибудь, где можно спокойно поговорить. Прошу тебя!
— Если хотите, мистер Хейес, я покажу вам парк, — говорю я громко по-французски в надежде, что это звучит безобидно.
— С огромным удовольствием, мадам Сент-Аполл, — отвечает еще громче Люциус и предлагает мне руку. Я оглядываюсь. Невестки жонглируют стаканами, Фаусто, Гелиос и свекор еще раньше удалились в сторону водопада. Ганимед демонстративно ухаживает за Молли и Пам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107