Стоим рядом у окна и смотрим на водоемы. Месяц взошел и отражается в прудах. Он напоминает мне хрупкий серебряный круассан. Рядом мерцают первые звездочки. Картина такая романтичная, что у меня начинает колотиться сердце. Янник кладет свою голову на мою, его волосы щекочут мой висок. Но потом все идет вкривь и вкось.
— Красиво у тебя! — говорит он мечтательно.
— Да? Но у меня еще нет кровати.
— Это неважно. Здесь так уютно, что хочется сразу въехать!
Въехать??! Это слово ударяет меня как током. Слишком неприятные воспоминания времен моих странствий связаны с ним! Я ведь обожглась на молоке! Вид из моего окна сразу же портится!
— Твой жене это вряд ли бы понравилось, — шучу я, в надежде спасти ситуацию. Но становится еще хуже.
— А, моя жена, — вздыхает Янник, отпускает меня и, оперевшись локтями о подоконник, свешивается из окна. Что это он делает? Собрался броситься в воду?
— Но ты же носишь обручальное кольцо, — говорю я в отчаянии.
— По привычке! — Янник не мигая смотрит в ночь, вдруг ставшую не романтичной, а зловеще черной. — Все очень, очень сложно! — Он оборачивается, губы кривит болезненная усмешка. — У меня большие проблемы. Но об этом я расскажу тебе завтра, когда мы получше узнаем друг друга!
Э, нет! Этого он не будет мне рассказывать!
Знаю, как он себе это представляет: растопит меня нежной ночью, а утром я должна оплатить его долги. Знаем мы эти штучки! Мое желание куда-то улетучивается. В голове лишь одна мысль: как мне от него избавиться?
— Ты покажешь мне ванную? — Янник расстегивает свою белую рубашку. — Я хочу привести себя в порядок. Для тебя!
— Разве ты не хотел чашку кофе? — спрашиваю я в панике.
— Неужели я похож на такого? — Он смеется. Ну ладно!
— Ванная прямо, — говорю я, смирившись, — и пожалуйста, заверни потом до отказа холодный кран в ванне, он течет!
Янник снимает свои туфли. Особой свежестью от них не пахнет. Ставит их в коридоре и быстрыми шагами уходит. Хорошенькое дело! Что мне делать? К счастью, мне не двадцать, а сорок два, и я смогу постоять за себя!
Аккуратно снимаю свое белое платье и вешаю его в шкаф. Остаюсь в белье. Потом надеваю самую толстую фланелевую пижаму, какая только у меня есть, красную в белый цветочек, глухую и жутко теплую. Для моих целей подходящую!
Потом сажусь на диван и жду.
Время идет.
Слышу плеск воды. Потом фен. Потом все стихает. Что он делает? Почему не возвращается?
Бесшумно поднимаюсь, прокрадываюсь на цыпочках по коридору и заглядываю в приотворенную дверь. О нет! Только не это! Увиденное подтверждает мои самые страшные подозрения! Янник склонился над раковиной и стирает свои трусы! Я крадусь назад и опускаюсь на стул. Нет! Нет! Нет!
Мне не нужен больше мужчина, который стирает у меня свои трусы. Это значит, что у него нет дома Что никто о нем не заботится. Что он живет где-нибудь в комнате на чердаке без горячей воды. Что у него нет стиральной машины. Это значит, что он дни (и ночи!) напролет неизвестно где мотался. Масса дурных предчувствий проносится в голове, если мужчина при первом свидании стирает в моей ванной свое белье
Поэтому он не заплатил в кафе. У него нет денег. Поэтому не пригласил меня в ресторан. Поэтому мои три комнаты показались ему такими огромными
Янник возвращается с мокрым предметом в руке.
— Куда это можно повесить? — Он оглядывается в комнате. Сейчас будет катастрофа!
— На полотенцесушитель! В ванной! — кричу я громче, чем хотела, и вскакиваю как от удара током. Он оторопело смотрит на меня. О моих мыслях он не догадывается.
А я вспоминаю Билли. Билли из Манчестера (кратко и отнюдь не сладко), бросившего свои мокрые трусы на торшер, на ценнейший белый шелковый абажур, который тут же покрылся пятнами. Меня чуть удар не хватил.
— Ты рехнулся? — закричала я тогда в ужасе. Он недоуменно посмотрел на меня:
— Разве я плохо придумал? Ведь уже не топят, а от лампы исходит приятное тепло!
Больше я его никогда не приглашала.
Янник не ищет торшера. В дискуссию он тоже не вдается, поворачивается на пятках и исчезает в коридоре. Тем не менее, от его былого шарма не осталось и следа!
Пытаюсь успокоить себя. Глубоко дышу и сажусь на диван. Подбираю под себя ноги и упираюсь головой в коленки. Почему я так нервничаю?
Мне вдруг вспоминается Алистер, мой экс-друг из Нью-Йорка. Актер-неудачник. Я познакомилась с ним в прачечной самообслуживания.
— Мне нужен кто-нибудь, кто бы взял на себя на один месяц заботы обо мне! — сказал он с преданным собачьим взглядом. Гениальная фраза! — Через месяц я опять встану на ноги. Если я никого не найду, я покончу с собой! — Я подумала: месяц пролетит быстро. Алистер въехал — и остался навсегда! Мне пришлось искать новую квартиру, чтобы избавиться от него, через год! Он не работал. Всегда был уставшим. Слишком много пил. Я кормила его, против своей воли, при этом денег у меня тогда было больше, чем сейчас!
Нет! Я больше не дам себя использовать сильному полу — ни в качестве трамплина для получения наследства, ни в качестве золотой гусыни. Прощай, Янник!
Я, женщина, сама добилась этой квартиры, и я по уши сыта взрослыми мужчинами, которые не в состоянии заработать на стиральную машину.
Завтра он наверняка попросит одолжить ему пятьсот франков. А потом пойдет на кухню, сунет нос в мой холодильник и будет недоволен тем, что там нет его любимой колбасы!
Я знаю, о чем говорю: если мужчина стирает в моей раковине свои трусы, он точно не может быть поверенным крупной фирмы, как заявил Янник. Если он там вахтер, уже хорошо!
Человек, стирающий трусы у чужих женщин, скорей всего безработный, от него ушла жена, а дети — в детском доме, не исключено, что он бездомный, может, его выселили принудительно, да, такое бывает летом в Париже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107