«Нет, у меня нет репетиций? Да и все пьесы, начиная с сегодняшнего дня и до самого закрытия, – это короткие, глупые, старые постановки, которые я могу сыграть с закрытыми глазами? Нет, я не хочу, чтобы ты ехал в Экс, я хочу, чтобы ты остался со мной?» У меня тоже есть гордость, Стивен! О да, уважаемые респектабельные люди не согласятся со мной! В конце концов, я всего лишь актриса, женщина, которая играет на сцене и выставляет себя напоказ за деньги. Почему же я должна ценить свое достоинство? Да, я выгляжу настоящей леди, почти такой же, как они сами, хотя в действительности ничем не лучше шлюхи. Как, разве я могу отказаться от мужчины, вместо того чтобы умолять его остаться? Но я поступлю именно так!
– Как ты можешь так говорить? – дрожащим голосом воскликнул я, стараясь заглушить звон в ушах. – Ты же знаешь, что я никогда подобным образом о тебе не думал! Ты… я всегда…
– Но ты не предложил познакомить меня со своими друзьями. И не предложил выйти за тебя замуж. То, что ты делишь со мной ложе, не является нарушением закона, но зато нарушает неписаные правила твоего мира. И потому ты молчишь.
Это была правда. Меня околдовали нежный изгиб ее стройной шеи, поворот головы, ее доброта, ее смех, ее карие глаза, поведение и игра на сцене. Я обожал эти ее черты, ее достоинства, может, даже любил их. Ее естественность и непринужденность, щедрость ума и тела были неотъемлемой частью ее мира, в который я вошел с такой готовностью. В то же время в мой мир ей доступа не было. Или я считал себя недостойным ее из-за увечья? Или полагал недостойной ее? Или же все-таки, несмотря на то удовольствие и даже восхищение, которое доставляло мне ее общество, я оберегал от нее свое подлинное «я», свое настоящее существование? Внезапно я понял, что не предложил ей занять место в своем мире потому, что оно уже было занято другой, занято любовью, которая была настолько совершенна и возвышенна, что я не мог, да и не хотел заместить ее плотскими удовольствиями или обычной дружбой.
Я молчал слишком долго. Катрийн отошла от окна. Муслиновые занавески потянулись за ее платьем, потом бессильно опали.
– Стивен, состояние здоровья требует, чтобы ты уехал из города. Гордость говорит мне, что я не могу припасть к твоим ногам и умолять остаться. Давай на этом покончим.
– Катрийн, пожалуйста… То, что мы чувствуем друг к другу… – Я попытался встать с кресла, но не смог и в изнеможении откинулся на спинку. – Катрийн…
– Я думаю, нам больше нечего сказать друг другу, не так ли? Я не могу бросить свою профессию. С таким же успехом я могла бы продать свою душу или ты – свои акры. Требовать подобной жертвы… от каждого из нас… было бы несправедливо… по отношению к тому счастью, которое мы с тобой познали.
Перед глазами у меня все плыло, но я все-таки увидел, что она пытается улыбнуться.
– Кроме того, – добавила она, – мне было бы смертельно скучно в Саффолке.
Лихорадка отступила, но во всем теле я ощутил ужасающую слабость, а в горле застрял комок. Потом я почувствовал, как, опустившись на колени, она взяла меня за руку.
– Милый, мне очень жаль. Я не должна была позволять отчаянию прорваться наружу. Мне следовало подождать, пока ты выздоровеешь.
– Прости, что я стал тому причиной. Ты имеешь полное право… на свои чувства, – с трудом выговорил я. – Очень жаль… что ты вынуждена страдать из-за меня. – Я накрыл ее руку своей. – Если я… Если наша связь причиняет тебе неудобства, ты должна сказать мне об этом. Клянусь честью, я сделаю все, что должен.
Она покачала головой. Похоже, ей тоже недоставало слов. Наконец она сказала:
– Это так на тебя похоже, Стивен. Спасибо тебе, но в этом плане я не вижу никаких сложностей. А злоупотребить твоей дружбой, которую ты искренне предложил мне… Знать, что ты предлагаешь свою руку только потому, что так велит честь… Словом, это совсем не то, чего я хотела бы. – Я сжал ее ладонь. Она закашлялась, но спустя мгновение добавила уже более спокойным тоном: – Ты весь горишь. Пожалуй, тебе лучше вернуться домой.
И сразу же, подобно больному и измученному ребенку, мне захотелось очутиться в ее объятиях, прильнуть к ее груди.
– Я бы предпочел остаться. Только если ты этого хочешь. Но если таково твое желание, то я уйду – ненадолго или навсегда…
Она подняла на меня глаза.
– Нет, пожалуйста, останься. – Она улыбнулась, и в голосе ее послышалась капелька прежнего веселья и беззаботности. – Но… я думаю, тебе лучше прилечь.
– Наверное, так действительно будет лучше, – сказал я и тоже улыбнулся. Пальцы мои прикоснулись к теплой, мягкой коже на внутренней стороне ее запястья. – Хотя мне бы не хотелось выглядеть дурно воспитанным в глазах твоей кузины. И я боюсь, что не… я сомневаюсь, что…
– Я позабочусь о тебе, – заявила Катрийн, поднимаясь и протягивая мне руку. – Все, что от тебя требуется, это прилечь.
Шато де л’Аббайе оказался небольшим очаровательным домиком, выстроенным из светло-серого камня во времена Людовика Четырнадцатого, в том французском стиле, для которого характерны строгие прямые линии, высокие окна и мансардная крыша. Он был назван в честь древнего монастыря, находившегося в четверти мили отсюда. Погода по-прежнему стояла жаркая и душная, так что в первый же вечер по прибытии я вышел в тенистый парк, чтобы посидеть в маленьком фруктовом саду, в дальнем его конце.
– Здесь намного приятнее, чем в парке! – воскликнула миссис Барклай, с живостью опускаясь за столик кованого железа рядом со мной. В руках у нее появились круглые пяльцы. Смена места жительства произвела в состоянии ее здоровья очевидные перемены к лучшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160