– Вы, наверное, думаете, что мне не следовало так говорить. Я не стал делать вид, будто не понял, что она имеет в виду.
– Да, наверное, не следовало. Хотя мне неприятна одна только мысль о том, что мы не должны говорить чего-либо друг другу. Несколько поцелуев на пляже, в темноте, это… в общем, вы ведь мне не поверите, если я скажу, что лишь уступил вам, верно? Но о том, о чем вы только что заговорили, нельзя даже и думать.
– Почему же нет?
– Потому что… Неужели я должен объяснять?
– Вы сами только что сказали, что мы должны доверять друг другу. И еще вы знаете, что меня невозможно шокировать.
Я ничего не ответил, потому что как и что мог я ей объяснить? Она отнюдь не была невежественной в отношении мира и созданий, его населявших; я видел, что ее невинность более фундаментальной природы, поскольку она говорила о ней лишь как о пренебрежении принятыми в обществе нормами и правилами поведения. Она не имела понятия о действительном характере того, что предлагала. В такой момент молодые люди признают не потерю невинности, а лишь утверждают свою мужскую сущность и мужское начало. Но я видел на примере Каталины, сестер, жен, любовниц моих друзей, Мерседес и каждой новой девушки, которых она брала под свое крыло, что для женщины утрата невинности не проходит бесследно. И не имеет значения, добровольно или по принуждению она с ней рассталась, с благословления Церкви или же без оного, в мирное время или среди ужасов войны.
Укрепившись таким образом в своем убеждении, я вынужден был признать, что моя оборона готова рухнуть под напором моего же желания. Я лишь крепче прижал ее к себе, и она с такой готовностью откликнулась на это, что будь я на десять лет моложе, то немедленно увлек бы ее на песок и искал бы удовлетворения наших желаний на этом же месте. Я осознал, что нам обоим повезло, ведь я был достаточно опытен, чтобы понимать, что пламя страсти трудно поддерживать на песке и камнях, на холодном ветру, в предвкушении наступления соленой воды. И эта мысль заставила меня рассмеяться.
Она взглянула на меня прищуренными глазами, а потом не удержалась и прыснула.
– Нет, я понимаю. Вы совершенно правы. Нам будет намного лучше в уютной и удобной кровати в гостинице.
– Нет! – заявил я, отстраняясь, поскольку ее близость оказывала разрушительное действие на мою решимость. – Я не стану этого делать. Вы не можете просить меня об этом.
– Я могу просить вас об этом, равно как и вы можете отказать мне в моей просьбе, – возразила она и протянула мне руку. – Любимый, не будем ссориться из-за этого.
– Ссориться? Ни за что на свете! – воскликнул я, обеими руками сжимая ее ладошку.
Она улыбнулась, и меня охватило нестерпимое желание покрыть поцелуями ее черные ресницы, пухлые алые губы, ощутить на кончиках пальцев прикосновение ее белых зуб и языка. Но я удержал ее на расстоянии вытянутой руки и обрел некоторое утешение в том, что поцеловал ей руку и ограничился лишь словами, правда, после долгой паузы:
– Хотя должен признаться, что все равно буду любить вас, даже если мы начнем ссориться сегодня и до самого Страшного суда.
Она рассмеялась и увлекла меня за собой.
– Хорошо. Тогда мне нечего бояться, что вы меня разлюбите, если я признаюсь, что не вижу причины, по которой – пока мы в Испании – мы не можем жить, как муж и жена.
Я не ожидал от нее повторной атаки, и мои защитные порядки пребывали в некотором расстройстве. В течение какого-то времени я не мог подобрать более убедительного ответа, чем простое и решительное «нет».
Она тем временем продолжала:
– Будь мы в Англии, ваша щепетильность относительно моей репутации, да и вашей собственной, еще была бы понятна. Помимо всего прочего, у меня нет намерения обидеть вас. Я всего лишь хочу, чтобы мне предоставили право распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению. Кроме того, пока мы здесь, кто узнает об этом?
Мы приблизились к гавани. Луна уже висела над самым краем дальнего хребта, и, когда мы ступили на дорожку, ведущую к гостинице, вокруг нас опустилась ночь.
– Любимая, вы понятия не имеете о том, что предлагаете, – сказал я. – Если бы я мог надеяться, что вы выйдете за меня замуж…
Внезапно мне представилось, как она стоит в холле поместья в Керси и оглядывается по сторонам, и я ощутил в своем сердце такую сильную и неистовую любовь, что не смог более продолжать. Впрочем, в моем смятенном состоянии и эта странная беседа, которую мы вели, казалась не более реальной и вещественной, чем то видение: оба были болезненно яркими, но при этом не более реальными, чем мечты. И только споткнувшись о камни мостовой, я убедился, что все еще пребываю в этом мире.
Она негромко рассмеялась, и мне почудилось в ее смехе смущение.
– О, должно быть, вы помните, что я сказала вам в Эксе… относительно возможности замужества. Вы должны сделать некоторую скидку на… скажем так, мои расстроенные в тот момент нервы. До сих пор не пойму, как я сумела удержаться и не убить за эти месяцы своего зятя и мою дражайшую Хетти. – Она умолкла, но потом продолжила, хотя в голосе ее ощущалось некоторое напряжение: – Вот уже некоторое время, как я поняла… что замужество совсем не обязательно должно быть таким, как у них. Я видела, что брак заключается обеими сторонами, вступившими в него, а вовсе не принятыми в обществе нормами, которые определяют, каким должен быть подобный союз. Если мужчина и женщина решают, что им лучше провести жизнь вместе, нежели порознь, и если им предоставляется по собственному усмотрению выбирать, на каких условиях они могут жить друг с другом… Я готова согласиться, что такой брак может доставить счастьем обоим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160