Должны все время ходить с довольным видом, улыбаться до ушей, смеяться, петь и шутки шутить – но ведь ничего подобного. Они все время какие-то страшно подавленные и больные, и волосы у них тонкие и свалявшиеся, кожа – серая, и они никогда не улыбаются и не смеются, и… Кому это надо – так жить? Я заплатила за то, чтобы моя мама попала в один из этих нью-эйджевских трейлерных поселков, и она превратилась в настоящее страшилище. Дурной запах изо рта, плохие волосы, невозможная пища…
Дэвид смеется.
– Чертовски верно, – говорит он.
– Я думаю, они все так несчастны потому, что отказались от табака, алкоголя и кофеина, – замечает Шарлотта. – Я еще до такого не дошла. – Она смотрит на Люка. – С тобой-то, однако, что?
Джули тоже обратила внимание. Люк не такой, как обычно. Он веселее, раскованнее, что ли.
– Я дала ему пива, – говорит Шантель. – Простите.
– Что-о? – Джули резко разворачивается на компьютерном стуле и смотрит на Люка. – Господи! С тобой все в порядке?
– Я о'кей, – говорит он.
– Тебе что, нельзя пить? – спрашивает Дэвид.
– Нельзя, – хихикает Люк. – Однако я не мертв.
– Черт, – говорит Джули. – Это надо прекратить.
Она чувствует, что краснеет, но ей наплевать, кто здесь и что они могут подумать. Люк в последнее время слишком часто рискует, и это глупо. Все эти его идиотские мысли о том, чтобы выйти наружу; у нее от этого буквально голова пухнет. Неужели мой друг сегодня умрет? Многие ли думают об этом, просыпаясь поутру? Неужели мой друг покончит с собой, потому что хочет освободиться?
– Все в порядке, Джул, – говорит Люк спокойно, глядя на свои руки. – Не боись.
– У тебя правда аллергия на кучу всяких вещей? – спрашивает Дэвид.
– Да, – отвечает Люк, не поднимая взгляда. – С пеленок.
– Я как-то даже не сообразила, что тебе нельзя пиво, – говорит Шантель. – Черт. Хорошо, что я не забила косяк. – Она смотрит на Джули. – Я правда извиняюсь. О господи. Ему правда могло стать плохо?
Джули пожимает плечами:
– Мы не знаем. Просто алкоголь – одна из вещей, которых он никогда не пробовал, потому что, возможно, у него на них аллергия. Из-за того что все его детские аллергии укладывались в четкую схему – жуткая астма, страшная аллергия на арахис и так далее, – мы просто предположили, что, став взрослым, он будет не толерантен к алкоголю. Такие вещи обычно друг другу сопутствуют, ну, знаешь, как факторы, вызывающие мигрень.
Джули хлопочет вокруг Люка, чувствуя себя медсестрой в больнице. Она кладет ему руку на лоб, проверяя температуру, измеряет пульс. Ей трудно его нащупать, так сильно колотится ее собственное сердце; ее пальцы, которыми она прикасается сначала к Люкову запястью, потом к шее, от волнения потные. Джули просит Люка показать язык и спрашивает, не чувствует ли он где-нибудь зуд. Процедура известна ей с детства. Она чувствует, что все за ней наблюдают. Лучше б они между собой о чем-нибудь поговорили.
– С ним все о'кей? – спрашивает Шантель.
– Выглядит он нормально, – говорит Шарлотта.
– Могу я чем-нибудь помочь? – интересуется Шантель.
– Он в порядке, – говорит Джули, наградив Люка красноречивым взглядом, и садится обратно за компьютер. Что-то мерцает на экране, но она не обращает внимания и кликает «Хотмейл» – лишь бы заняться чем-нибудь. Почты нет. Да и откуда ей взяться? Все ее друзья здесь.
– Люк, кореш, – говорит Дэвид. – А на что это похоже – когда у тебя на все на свете аллергия?
– Не знаю, – отвечает Люк.
– Что? – удивляется Шантель. – Как ты можешь не знать?
– Я не могу знать, на что это похоже, потому что мне не с чем сравнивать. С тем же успехом я мог бы спросить вас, каково это – быть нормальными. Если бы инопланетянин прилетел и спросил, каково быть нормальным человеком, вы бы, вероятно, ответили, что быть им довольно дерьмово и вам порой очень одиноко, и вы желаете разных вещей, которых на самом деле не можете иметь, и хотите больше денег, и больше свободы, и чтобы кто-нибудь вас любил, или, по крайней мере, было с кем время от времени потрахаться. Я бы ответил то же самое, но очевидно, что моя жизнь отличается от вашей. Если хотите знать, каково это – безвылазно торчать в комнате, мне придется сказать, что это – нормально. Я ведь только этим и занимаюсь. Это нормально, но тоже довольно дерьмово. Мне бывает скучно, как и всем остальным. А иногда я радуюсь – типа, если встречаюсь с симпатичной девушкой, или если по телику идет что-нибудь стоящее.
– Вот Шантель не сказала бы, что желает этих разных вещей, – говорит Дэвид. Смотрит на Шантель. – Ты же выиграла в лотерею или типа того?
Шантель нахмуривается.
– Да, есть такое дело.
– Тогда у тебя, считай, уже половина этих вещей есть.
– Не-а, – говорит Шантель. – У меня есть только деньги.
– Ты угадала все шесть чисел? – вдруг спрашивает Джули, оторвавшись от компьютера.
Шантель кивает:
– Ага.
– Что это были за числа? – спрашивает Джули.
– Э-э… 6, 11, 14, 19, 40 и 45.
– День рождения? – догадывается Дэвид.
– Да, 6-е ноября.
– А остальные что? – спрашивает Шарлотта.
Шантель слегка краснеет.
– Ну, 14 – это… возраст, когда я впервые занималась сексом. Ну, типа как сексом.
Дэвид улыбается.
– Что значит «типа как сексом»? – спрашивает Шарлотта.
Шантель улыбается, но игнорирует вопрос.
– И сейчас мне 19.
– А 40 и 45? – спрашивает Люк.
– О, я… Я просто подумала, что они прикольно выглядят, – говорит она.
Джули понимает, почему Шантель выбрала числа за прикольный вид. Возможно, все дело в их цвете. Джули всю жизнь видела числа в цвете; может, все так видят. Число 1 – белое. 2 – желтое, а 3 – голубое. 4 – темно-красное, 5 – оранжевое, 6 – белое, почти как 1, но с голубоватым оттенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97