Вот странно будет, а? Сколько себя помню, старики разговаривали про войну. Но однажды я осознала, что скоро появится новое поколение стариков, которые будут разговаривать только о мебели «Сделай сам», морских круизах и тому подобном. Слишком поздно родились и просто не могут помнить войну. Но, может быть, среди них найдутся сироты, чьи родители погибли на войне, так что порой они будут о ней вспоминать. Наконец, есть мы, и хотя у многих из нас родители и бабушки с дедушками пострадали на войне, мы не так уж часто о ней разговариваем, – а ведь еще появятся наши дети, которые будут спрашивать, типа: «Война? Какая война?» Разве не грустно?
– Да. Если так на это посмотреть… действительно грустно.
– Моя бабушка во время войны была лесбиянкой, – чуть ли не с гордостью сообщает Шантель.
Джули смеется.
– Только во время войны?
– Ну, в общем, да. Она очень любила дедушку, но не думаю, что до свадьбы они занимались сексом – такое уж было время, – и в конце концов, они были скорее товарищами. Думаю, бабушка всегда хотела жить с женщиной. Она то и дело на это намекала, но так ничего и не предприняла. Я не хочу так жить.
– Так – это как?
– Не испытав того, что хочется.
– О. – Джули смеется. – Мне показалось, ты имела в виду, что не хочешь прожить свою жизнь, не будучи лесбиянкой.
Шантель смеется тоже.
– Я действительно хочу попробовать, – говорит она. – Серьезно.
– Что попробовать?
– Заняться сексом с девчонкой. Я Люку тем вечером так и сказала.
– Уверена, ему это понравилось.
– О, еще как.
Обе смеются.
– А может, мы все бисексуальны по своей природе, – говорит Шантель. – Я это где-то читала.
– Да, я тоже про это слышала.
Шантель пожимает плечами.
– Может, так оно и есть.
– Ты когда-нибудь влюблялась в девчонку?
Шантель наморщивает нос. Джули еле-еле различает ее в темноте гардероба.
– Нет, если честно. Я еще пытаюсь. Может, Дрю Бэрримор?
– Хм-м-м. – Джули не может представить, что занимается сексом с Дрю Бэрримор.
– Ну, а ты? – спрашивает Шантель.
– А? Что я?
– Пугало ты, вот что. Я спрашиваю, ты сама когда-нибудь влюблялась в девчонку?
– Ох. Да, однажды было дело.
Шантель взвизгивает.
– Правда? Честно?
– Да. Э-э, только никому не разболтай…
– Не разболтаю.
Джули делает глубокий вдох.
– В Шарлотту.
– Ух ты. Ты ей говорила?
– Нет. Думаю, она догадывалась, но между нами ничего не произошло.
– Ты этому рада?
– Пожалуй. Не уверена, остались бы мы друзьями, если…
– Да. Никогда не стоит делать это с друзьями.
– Знаю. Шарлотта в то время сама была порядком сбита с толку. Ей казалось, что она, возможно, лесбиянка, потому что она хотела бросить своего парня. Потом он умер. Не знаю, что она думает теперь.
– Она не такая. В смысле, не лесбиянка.
– О. Откуда ты знаешь? Вы что, говорили об этом?
– Да. Вчера вечером. Я опять об этом разболталась – а ведь на самом деле я очень застенчивая, веришь, нет? Не могу вспомнить, с чего мы вообще подняли эту тему… Ах да, мы говорили о том, что ты хорошенькая, и нам стало интересно, не похожи ли мы от этого на двух лесбиянок, ну, по крайней мере, мне стало интересно – если честно, я даже как бы понадеялась, что похожи. Шарлотта мне рассказала, как путешествовала по Европе, когда свалила отсюда, – пыталась найти себя или типа того. Она «стопила», и в конце концов ей пришлось проехать несколько сотен миль в обществе лесбиянки-дальнобойщицы. Я думаю, это ее убедило, что вся эта штука совсем ее не прикалывает.
Щеки у Джули еще пылают от мысли, что две девчонки посчитали ее хорошенькой. Очевидно, Шарлотта не упомянула о том, что ее симпатия к Джули и внезапный отъезд в Европу вполне могут быть как-то связаны. Но сейчас Джули решает, что, скорее всего, никакой связи не было.
– В каком смысле не прикалывает? – спрашивает Джули.
– Она сказала: «Меня бесит их идея – якобы нужно быть или на все сто девчонкой, или на все сто пацанкой». А еще ругалась по поводу прически «гаврош» – говорила, у всех лесбиянок на головах «гавроши».
– Это похоже на Шарлотту.
– Да. – Шантель смеется. – Что ж… А другие девушки тебе никогда не нравились?
– Вообще-то нет. Думаю, и с Шарлоттой у меня был просто временный бзик. Я бы ни за что не смогла заняться с ней каким-нибудь… сексом.
– В этом-то и загвоздка, да ведь? В смысле, я могу влюбиться в девчонку, если очень постараюсь, но не могу себе даже представить, что целуюсь с ней. Может, это из-за того, что у меня было так много парней. Не знаю. Буду стараться дальше.
– Но почему? Почему это так важно? Ты не можешь, что ли, перестать стараться?
Шантель вздыхает:
– То, что я сейчас скажу, наверное, прозвучит глупо.
– Говори, не бойся.
– Ну, как раз перед тем, как я выиграла в лотерею, умерла моя бабушка…
– О, мне очень жаль, – говорит Джули.
– Да. Меня это просто убило. Если честно, я до сих пор в себя не пришла. Она была мне намного ближе мамы. В смысле, мама у меня в порядке, но мы друг друга не очень-то понимаем. Она хочет быть нормальной, а я не хочу… Или хочу, но у нас довольно разные представления о нормальности – если так можно сказать. Короче, бабушка была такая, будто все-все на свете повидала. Она любила дедушку, но у нее несомненно была – или была когда-то раньше – тайная жизнь. Не обычные женские секреты, но что-то еще, и я ужасно хотела как-нибудь об этом разузнать. Стоило угостить ее хересом, и она давай сыпать намеками, понимаешь? Правда, мне так и не удалось в точности выяснить, что она делала или какой была в молодости. Но я всегда хотела походить на нее. А пока что я получаюсь точно такая, как мама. Я не хочу быть обычной – иметь кучу мужиков и тратить деньги на покупку какого-нибудь паба и целых тонн золотых украшений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97