– Нет-нет, я думала...
– Я с удовольствием внесу вас в список очередности. – "На этом пока и остановимся. Мне ни к чему частица вашего бессмертия. Да и ваш хрустальный шарик". – Как пишется ваша фамилия?
– Меррик.
– Эвелин Меррик. Двадцать один год. Адрес и номер телефона?
– Не могу сейчас вам сказать. Завтра я съезжаю с квартиры и еще не решила, где буду жить.
Адреса нет, отметила мисс Хадсон в записной книжке. Хорошо. Это послужит прекрасным поводом не звонить ей.
– Я позвоню вам, как только устроюсь на новом месте, – сказала Эвелин. – Тогда вы сможете сообщить мне, когда откроется вакансия.
– Возможно, это случится не так скоро.
– Все равно я попытаюсь.
– Да, – сухо сказала мисс Хадсон. – Я верю, вы попытаетесь.
– Я позвоню вам, скажем, через неделю.
– Послушайте, Эвелин. На вашем месте я бы еще подумала насчет позирования художникам, я...
– Вы не на моем месте. Я позвоню через неделю.
* * *
– Неделя истекла вчера, – сказала мисс Хадсон Блэкширу. – Она не позвонила. Не знаю, радоваться мне или сожалеть.
– По-моему, радоваться, – сказал Блэкшир.
– Пожалуй, я и радуюсь. Она какая-то чокнутая. Видит Бог, мои девицы звезд с неба не хватают, ни одна из них не тянет на коэффициент умственного развития, сравнимый с баскетбольным счетом. Но они не с придурью, как она. Догадываетесь, о чем мне хотелось бы узнать, мистер Блэкшир?
– Нет.
– Я хотела бы знать, что она увидела в зеркале и что ее так загипнотизировало. Что она там увидела?
– Себя.
– Нет, – покачала головой мисс Хадсон. – Это я видела ее. Она же видела кого-то еще. Мороз по коже продирает, верно?
– Нет, не особенно.
– А меня – да. Я ее пожалела. Подумала: допустим, это одна из моих дочерей; так как со мной что-то случилось, пока они еще не выросли, они пустились... Ладно, не будем об этом. Меня подобные мысли угнетают. К тому же я ничем не больна и машину вожу аккуратно. А еще у меня есть сестра, которая вполне могла бы позаботиться о моих детях, если бы со мной что-то случилось. – Внезапно разозлившись, мисс Хадсон потянулась вперед и хлопнула ладонью по изящной сиренево-белой столешнице своего письменного стола. – Черт бы побрал эту девицу! Бьешься, бьешься долгие годы, стараясь, чтобы жизнь была как можно лучше, и не думая о смерти, а тут – на тебе! Приходит какая-то свихнувшаяся с безумными мыслями о смерти, и ты не можешь выбросить их из головы. Несправедливо. Шкуру бы с нее спустить. Я жалею, что попыталась помочь ей.
Блэкшир поднял брови:
– Как именно вы помогли ей, мисс Хадсон?
– Может, и не помогла. Но попыталась. Я видела, что она вот-вот сломается, и назвала ей одного человека. Подумала, он даст ей какую-нибудь работу, чтобы она могла перебиться, пока не придет в чувство, если вообще придет.
– А что за работа?
– Работа натурщицы. Он художник, причем хороший, то есть умеет сводить концы с концами, учит других. На уроках использует натурщиц, необязательно хорошеньких девушек, но всяких, какая бы ни была фигура. Я подумала, что никакой беды не будет, если я пошлю к нему Эвелин. Может, ему приглянутся мочки ее ушей, или ее большие пятки, или еще что. Этот Мур ценит всякие мелкие детали.
– Мур?
– Харли Мур. Его студия – на Палм-авеню, недалеко от Сансета, возле бульвара Санта-Моника.
– Она действительно когда-нибудь позировала, не знаете?
– Она сказала, что да. Выполняла какую-то работу для Джека Теролы. Он держит фотографию кварталах в десяти к югу отсюда. О нем я очень мало знаю, кроме того, что он хорошо платит. Заготавливает иллюстрации для религиозных журналов, – знаете, такие картинки, где жена с ужасом видит, как ее муж целует свою секретаршу, или где молодую учительницу воскресной школы хватают в объятия на хорах церкви, и прочее в том же духе. Моя младшая все время читает эти журналы. Я из кожи лезу вон, чтобы отучить ее от них. Такие журналы создают у подростков неправильное представление о мире: они начинают думать, будто все боссы тискают своих секретарш или на всех учительниц воскресных школ нападают на хорах церкви. А ведь это не так.
– Надеюсь, нет.
– Ну вот, видите, куда мы пришли?
Блэкшир точно не знал, куда он пришел. Зато знал, куда пойдет.
* * *
Очевидно, средства достижения совершенства давали больше прибыли, чем конечные результаты этого процесса: мисс Хадсон могла позволить себе украсить свою резиденцию изразцами и панелями красного дерева; заведение Теролы представляло собой оштукатуренный домишко между улочкой с односторонним движением под пышным названием Джакаранда-лейн и ветхим четырехэтажным каркасным домом, разгороженным на отдельные квартиры. На матовом оконном стекле была сделана по трафарету черная надпись:
ДЖЕК ТЕРОЛА – ФОТОАТЕЛЬЕ
ХОРОШЕНЬКИЕ НАТУРЩИЦЫ
ЖИВАЯ НАТУРА ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЬСКИХ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СЪЕМОК
СТУДИИ ДЛЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ КОМПОЗИЦИЙ
ЗАХОДИТЕ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ
Блэкшир вошел. Несмотря на ряды картотечных шкафов и образцы работ Теролы, украшавшие стены, приемная ателье выглядела как гостиная чьего-то дома, чем она раньше и была. В одном из концов комнаты был камин красного кирпича, не топившийся и настолько заброшенный, что он казался дырой в стене, которую безалаберный каменщик забыл замуровать. Справа от камина размещалась отделенная занавесками спальня. Занавески не были задернуты, и можно было видеть часть ее обстановки: коричневое кожаное кресло со сморщенным от старости сиденьем, кровать для дневного отдыха, наполовину прикрытая старомодным шерстяным одеялом, а над ней – то самое окно с надписью. Вид спальни напомнил Блэкширу его детство на Среднем Западе – у всех мало-мальски зажиточных людей была "солнечная веранда", где летом было невыносимо жарко, а зимой дьявольски холодно, веранда ни на что не годилась, ее строили только для престижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47