– Голова болит.
– У нее все еще болит голова. Вы только послушайте. Конечно, у тебя болит голова, милая. Ты прикончила бутылку.
– Нет. Я не пью... никогда.
– От тебя несло спиртным, когда я нашла тебя, окоченевшую, у моего порога. Я провожала одного из наших постоянных клиентов, который зашел подлечиться, и, когда открыла дверь, увидела, что ты лежишь у порога. Замерзшая. Совсем окоченевшая.
– Это невозможно. Я не пью.
– А только время от времени прополаскиваешь рот, да? – Толстуха засмеялась, затряслось все ее тело: подбородок, губы, живот, груди. Кончив смеяться, отерла пот с лица и шеи носовым платком. – Это моя беда. Я слишком веселая. Слишком много смеюсь. И от смеха потею. О, как я потею, милочка, просто не по-человечески потеет бедная Белла. Как насчет еще глоточка виски, дорогая?
– Нет. Нет! – Мисс Кларво попыталась встать, потеряла равновесие и рухнула на пол. – Я должна... должна попасть домой... Они ждут меня.
Толстуха взяла мисс Кларво под мышки и помогла ей встать на ноги:
– Кто тебя ждет, дорогуша?
– Я... я не знаю.
– Ну, если ты не знаешь, значит, спешить незачем, верно? Приляг на минутку, Белла сделает так, что тебе будет получше.
– Нет, нет. – Толстая женщина горячо дышала ей в шею анисовым перегаром. – Я должна... Они ждут меня. – Кто-то ждет ее, она это знала, но не могла вспомнить кто. Лица смазывались, расплывались в ее памяти, люди были как тени, места тоже все перемешались. Она прислонилась к стене и сказала слабым голосом: – Можно немного воды?
– Конечно, милочка.
Женщина принесла воды в бумажном стаканчике и стала смотреть, как мисс Кларво пьет.
– Тебе получше, дорогая?
– Да.
– У тебя пальто запачкано. Давай я его почищу.
– Нет. Нет. – Она плотно запахнула полы пальто.
– Ах, ты из стеснительных. Белла знает. Белла много-много лет занимается своим ремеслом. Со мной не надо стесняться. Сюда приходят многие дамы. Все, что им нужно, – это чуточку тепла. В этом нет ничего плохого, верно?
– Я не понимаю.
– От кого ты узнала мое имя?
– Я не узнавала. Я не знаю вашего имени.
Толстуха стояла очень спокойно. Ее заплывшие жиром глаза были безжизненные и красные, как виноградины.
– Как ты нашла мой дом?
– Я не искала. Не искала никакого...
– Не рассказывай мне сказки, милочка. Белла не любит сказок, она может и рассердиться. Кто назвал тебе мое имя?
– Никто.
– Значит, тебя привел сюда счастливый случай, так? Это верно, дорогуша?
– Я не помню, – прошептала мисс Кларво. – Не могу вспомнить... Эвелин...
– Это так тебя зовут, милая? Эвелин?
– Нет. Нет! Я была... была с Эвелин. Она привела меня сюда. – Мисс Кларво помедлила, прикрывая руками дрожащие губы.
– Что она тебе сказала, дорогая?
– Она сказала, что здесь мое место.
Толстуха кивнула, улыбнулась и потерла подбородок.
– Разумная девица эта самая Эвелин, сообразительная.
– Я не понимаю, что она хотела этим сказать.
– И не надо, милочка. Ну, ложись и отдохни немного, а Белла кое-что тебе покажет.
– Что именно?
– Как быть счастливой, дорогая. Как быть совсем счастливой. Мужчины – свиньи. Ничего не понимают, ни о чем не заботятся. Белла не такая. Белла знает. Дай я сниму с тебя пальто. Какие у тебя красивые лодыжки. У меня они тоже были соблазнительные в добрые старые времена. А теперь я ем. Я ем и ем, потому что никто меня не любит, Белла стала толстой, как слониха, но она знает всякие штучки. Дай мне твое милое пальтишко, милая.
Мисс Кларво стояла, окаменев от ужаса.
– Я тебе противна, да, милочка? Неважно. Все сначала это говорят, но потом поют уже другие песни. Белла делает их такими счастливыми. Белла и тебя сделает ну такой счастливой, что ты захочешь приходить еще, еще и еще.
– Не приближайтесь ко мне!
– Не стесняйся, дорогая. Белла знает свое дело, Белла будет нежной-нежной.
– Вы – чудовищная старая квашня, – сказала мисс Кларво и устремилась к двери.
Но толстуха ее опередила. Она прислонилась к двери спиной и скрестила руки на необъятной груди.
– Белла не любит, когда ее обзывают, милочка. Она тогда сердится.
– Если вы не выпустите меня отсюда, я буду кричать, кричать до тех пор, пока не явится полиция.
Белла несколько мгновений постояла спокойно, потом с горечью сказала:
– Пожалуй, с тебя станется; ты самая противная из девок, каких я видела. Так вот твоя благодарность за то, что я подобрала тебя, ухаживала за тобой, поила прекрасным виски, говорила тебе приятные вещи, врала, конечно, твои паршивые лодыжки – как тростинки...
– Откройте мне дверь.
Белла не открыла дверь, но отступила в сторону, бормоча как будто про себя:
– Чего только я не делаю для людей, а они чем мне платят? Ругательными словами и косыми взглядами. Белла добра. Может, она и растолстела, как слониха, но она добра, ей хочется время от времени хоть немного благодарности. Паршивый это мир, в нем благодарности ни на грош. Уходи, паршивая девчонка, уходи. Пока Белла не осерчала. Пошла вон, вон!..
Но паршивой девчонки уже и след простыл, Белла говорила стенам пустой комнаты. Она тяжело плюхнулась на топчан и поднесла руку к сердцу. Оно все еще билось, трепетало, точно птичка, зажатая складками жира.
– Нет в людях доброты, черт бы их побрал, – сказала Белла.
* * *
Элен Кларво не могла бежать из-за слабости в ногах, словно мышцы атрофировались от долгого бездействия, да и боль в голове усилилась. Когда она пыталась думать, мысли таяли и расплывались, и лишь одна выделялась совершенно отчетливо: я должна уйти отсюда, ускользнуть, убежать.
Ей было все равно куда бежать. Не было никакого определенного намерения, она даже не знала, где она, пока не добежала до угла и не увидела таблички:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47