По обе стороны стола, за которым она сидела, стояли лампы с розовым абажуром, выгодно оттенявшие цвет ее лица и создававшие впечатление, что волосы у нее почти естественного цвета. Другая часть комнаты, предназначенная для будущих клиенток, освещалась мертвенно-бледным мерцанием висевших у потолка ламп дневного света, а по обеим боковым стенам стояли зеркала от пола до потолка.
– Это мой кабинет для консультаций, – сказала мисс Хадсон. – Я никогда не критикую недостатки девушек сама. Просто прошу их посмотреть в зеркало и сказать, что в них кажется им не так. Это способствует установлению доверительных отношений и помогает в работе. Прошу вас, садитесь, мистер Блэкшир.
– Спасибо. А чем это помогает в работе?
– Я часто обнаруживаю, что девушки более строги в своих данных, чем я. Они ожидают от себя большего, понимаете?
– Не совсем.
– Ну, иногда приходит очень хорошенькая девушка, и я не вижу, что у нее не так. А она видит, потому что сравнивает себя, возможно, с Авой Гарднер или еще какой-нибудь кинозвездой. И соглашается пройти курс. – Мисс Хадсон сухо улыбнулась. – Результаты мы гарантируем, разумеется. Сигарету?
– Нет, спасибо.
– Ну вот, теперь вы знаете о моем бизнесе не меньше моего. Вернее, – добавила она, метнув на посетителя проницательный взгляд, – столько, сколько вам требуется.
– Это очень интересно.
– Иногда меня мутит от всего этого, но жить как-то надо, у меня трое детей. Младшей дочери четырнадцать. Вот дам ей закончить колледж или выдам замуж за какого-нибудь надежного парня и брошу это занятие. Буду расхаживать по дому весь день в халате и шлепанцах и за всю оставшуюся жизнь ни разу не открою баночку с кремом для лица. Каждое утро буду смотреться в зеркало и хихикать, увидев новую морщинку или седой волос. – Она остановилась, чтобы перевести дух. – Не обращайте на меня внимания. Я все шучу. Или мне так кажется. Но, как бы там ни было, вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мою болтовню. Что вы хотите узнать об Эвелин Меррик?
– Все, что вы можете рассказать мне.
– Это немного. Я видела ее только однажды, неделю назад. Она прочла мое объявление в газете "Ньюз", в котором я предлагала короткие разовые консультации, и пришла, села в то самое кресло, в котором вы теперь сидите. Худенькая, бедно одетая брюнетка, размалеванная, как проститутка. С профессиональной точки зрения, такое просто немыслимо. Короткая мальчишеская итальянская стрижка. Такая прическа только кажется небрежной, но на самом деле требует умелого ухода. А уж ее одежда... – Мисс Хадсон внезапно остановилась. – Надеюсь, она не ваша подружка?
– Я никогда ее не видел.
– Тогда зачем вы ее разыскиваете?
– Давайте придерживаться версии о затерявшейся наследнице, – сказал Блэкшир. – Она начинает мне нравиться.
– Мне она всегда нравилась.
– И вы дали ей консультацию?
– Я поступила с ней, как и с остальными: постаралась успокоить, называла по имени и тому подобное. Потом попросила встать, пройтись, посмотреться в зеркало и сказать мне, какой недостаток она хочет исправить. Обычно девушки в этот момент смущаются, хихикают. С ней этого не было. Она повела себя... ну, скажем, странно.
– В чем это выражалось?
– Она просто стояла перед зеркалом, не говоря ни слова. Словно зачарованная самой собой. Так что смутилась-то я...
* * *
– Пройдитесь немного, Эвелин.
Девица не шелохнулась.
– Вы довольны своей осанкой? Цветом лица? А как насчет макияжа?
Она не ответила.
– У нас принято давать будущим ученицам возможность самим себя оценивать. Мы не можем устранять недостатки, которые ученица не признает. Так скажите, вы вполне довольны вашей фигурой? Честно посмотрите на себя спереди и сзади.
Эвелин заморгала и отвернулась.
– Зеркало искажает, и освещение плохое.
– Вовсе не плохое, – возразила задетая мисс Хадсон. – И зеркало, и освещение показывают все, как оно есть. Мы должны отметить те или иные недостатки, прежде чем исправлять их.
– Как вы сочтете нужным, мисс Хадсон.
– Именно так, как я сказала... Сколько вам лет, Эвелин?
– Двадцать один год.
Видно, она считает меня дурой, подумала мисс Хадсон.
– Так вы хотите стать натурщицей?
– Да.
– Какого рода?
– Хочу позировать художникам. Живописцам.
– Сейчас невелик спрос на такого рода...
– У меня хорошие груди, и я не боюсь простуды.
– Дорогая моя девочка, – сказала мисс Хадсон, не скрывая иронии. – А что еще вы можете делать, кроме того, что вы не простужаетесь?
– Вы потешаетесь надо мной. Просто не понимаете.
– Чего не понимаю?
– Я хочу обессмертить себя.
Мисс Хадсон от изумления лишилась дара речи.
– И не знаю другого способа добиться этого, – продолжала девушка. – Когда я увидела ваше объявление, то подумала: пусть кто-нибудь напишет меня, какой-нибудь по-настоящему великий художник. Так что, сами понимаете, в моем желании есть смысл, если вдуматься.
Мисс Хадсон не пожелала вдумываться. Не было у нее времени хлопотать о чьем-то бессмертии: завтрашний день и без того пугал ее.
– Зачем такой молодой женщине, как вы, беспокоиться о смерти?
– У меня есть враг.
– У кого их нет?
– Я имею в виду настоящего врага, – вежливо сказала Эвелин. – Это женщина. Я видела ее. В моем хрустальном шарике.
Мисс Хадсон посмотрела на дешевенькое платье из искусственного шелка с пятнами под мышками.
– Так вы зарабатываете на жизнь, предсказывая судьбы?
– Нет.
– Чем же вы занимаетесь?
– На данный момент я без работы. Но если понадобятся деньги, я смогу добыть их. Достаточно, чтобы заплатить за ваш курс.
– Вы понимаете, что у нас производится запись на очередь? – солгала мисс Хадсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47