Она не встала, когда увидела Верну, которая оставалась ее должницей в отношении как вежливости, так и наличных денег.
– Сдобные булочки в духовке. Вчерашние. Подогретые. Вы сейчас будете пить апельсиновый сок?
– Я возьму сама.
– Я тут составила список продуктов. Кончаются яйца и опять-таки кофе. Мне время от времени просто необходим глоток кофе, чтобы взбодриться, а в банке его осталось на одну чашку.
– Хорошо, поезжайте и купите. Раз уж вы едете в город, купите и еще кое-что. Нужны стоваттные лампочки, да вот еще проверьте, что там в картофельном ларе.
– Вы хотите, чтобы я это сделала прямо сейчас, не перекусив?
– Мы договаривались, что вы будете завтракать до того, как приезжать сюда.
– Мы еще кое о чем договаривались.
– На этой неделе я вам заплачу. Сегодня я ожидаю по почте чек.
Когда прислуга вышла, Верна вынула булочки из плиты и попробовала одну из них. Она была как резиновая, а запеченные ягоды черники казались раздавленными красными мухами.
Верна добавила воды в кофе и подогрела его, затем вынула из холодильника кувшин и налила себе апельсинового сока. У него был затхлый запах, который стоял во всем холодильнике, словно Мейбл прятала и гноила в труднодоступных уголках остатки пищи.
Услышав тарахтение и дребезжание старенького "доджа" на подъездной дорожке, Верна подумала, что хорошо бы рассчитать прислугу, как только появятся деньги, чтобы заплатить ей жалованье. Обидно держать эту женщину только потому, что не можешь ее выгнать.
Дуглас вошел, когда она наливала себе кофе в чашку. Он не оделся, как просила мать. На нем были все тот же ворсистый халат и мокасины, что и накануне вечером, когда заходил Блэкшир. Он выглядел изнуренным. Круги под глазами темнели, как синяки, а от левого виска к уголку губ тянулись параллельные царапины. Он пытался прикрыть царапины рукой, но тем самым лишь привлекал к ним внимание.
– Что у тебя со щекой?
– Я погладил кота.
Дуглас сел слева от Верны, так чтобы она видела только неоцарапанную щеку. Их руки соприкоснулись, и это прикосновение кольнуло Верну, точно игла. Она встала, ощущая легкую дурноту, и прошла к плите.
– Я достану тебе булочек.
– Я не голоден. – Дуглас закурил сигарету.
– Не надо бы тебе курить натощак. Где ты был вчера вечером?
– На улице.
– Ходил по улице и гладил кота. Достойное занятие, а?
Он устало покачал головой.
– Что за кота ты ласкал?
– Обыкновенного уличного кота.
– На четырех ногах? – Верна помедлила. – Но не того, что тебя поцарапал.
– Не понимаю, на что ты намекаешь, ей-богу, не понимаю. – Дуглас обратил на мать взгляд своих сизых невинных глаз. – На что ты сердишься, мама? Я вышел вчера погулять, увидел кота. Подобрал и хотел погладить, а он меня поцарапал. Видит Бог, это правда.
– Да поможет тебе Бог, – сказала Верна. – Больше некому.
– Что вызвало у тебя такое мрачное настроение?
– Ты не можешь догадаться?
– Конечно, могу.
– Ну, давай.
– Ты попыталась занять денег у Элен, а она послала тебя подальше.
– Нет.
– Мейбл потребовала свое жалованье.
– Опять не то.
– Ну, что-нибудь связанное с деньгами, это уж наверняка.
– На этот раз нет.
Он поднялся и пошел к двери.
– Устал я от этих загадок. Пойду-ка лучше наверх...
– Сядь.
Дуглас остановился в дверях:
– Тебе не кажется, что я слишком взрослый, чтобы ты так мной командовала, словно...
– Сядь, Дуглас.
– Хорошо, хорошо.
– Где ты был вчера вечером?
– Опять все сначала?
– Опять.
– Я вышел погулять. Был чудесный вечер.
– Шел дождь.
– Когда я вышел, еще не шел. Дождь начался около десяти.
– А ты продолжал гулять?
– Ну да.
– Пока не пришел к мистеру Тероле?
Дуглас молча, не мигая, уставился на мать.
– Туда ты и шел, не правда ли, если говорить точнее, в одну из задних комнат его ателье?
Дуглас по-прежнему молчал.
– А может, это была задняя комната не Теролы, а еще чья-нибудь? Говорят, ты не особенно разборчив.
Верна слышала слова, которые произносила, но сама еще не верила им. Она ждала, прижав кулаки к бокам, какой-нибудь реакции сына: удивления, гнева, отрицания.
Он не сказал ничего.
– Что происходит в этом ателье, Дуглас? Я имею право знать. Я плачу за эти самые так называемые "уроки фотографии". Ты действительно изучаешь фотографию?
Дуглас неуверенными шагами подошел к кухонному столу и сел.
– Да.
– Ты находишься при этом за фотоаппаратом или перед его объективом?
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Ты должен понимать, остальные-то понимают. Я слышала об этом вчера вечером собственными ушами.
– Что слышала?
– Слышала о том, какие картинки снимает Терола. Не из тех, что можно поместить в семейный альбом, верно?
– Я не знаю.
– Кому лучше знать, как не тебе, Дуглас? Ты позируешь ему, да?
Дуглас покачал головой. Это было то самое отрицание, которого Верна ждала, о котором молилась, но оно было таким слабым, что казалось, вот-вот переломится.
– Кто это с тобой говорил? – спросил он.
– Мне позвонили, после того как ты ушел.
– Кто это был?
– Этого я не могу тебе сказать.
– Если обо мне распускают слухи, я имею право знать, кто это делает.
Верна ухватилась за соломинку:
– Слухи? Значит, это только слухи, Дуглас? И в них нет правды? Ни единого словечка?
– Нет.
– О, слава Богу, слава Богу!
Она бросилась к сыну через все помещение с распростертыми объятиями.
Лицо Дугласа побелело, и все тело напряглось от ее ласки. Верна погладила его по голове, поцеловала в лоб, нежно коснулась губами царапин на щеке, бормоча:
– Дуги. Дорогой Дуги. Прости меня, милый.
Ее руки обвились вокруг него, как змеи. Ему стало дурно от отвращения, все тело ослабело от страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47