Это было для меня ужасное время, поверь! У меня на обоих окнах были спущены шторы. И когда я тайком выглядывал из-за них на улицу и видел, что солнце светит по-прежнему, я не понимал этого; видел, что люди проходят, смеются, разговаривают о чем-то… и не понимал этого. Мне казалось, что вся жизнь должна замереть, остановиться, как во время солнечного затмения.Грегерс. У меня было такое же чувство, когда умерла мать.Ялмар. В такую-то минуту Ялмар Экдал и приставил пистолет к своей груди.Грегерс. Так и ты хотел!..Ялмар. Да.Грегерс. Но ты не выстрелил?Ялмар. Нет. В решительный момент я одержал над собой победу. Я остался жить. И, поверь, нужно было иметь много мужества, чтобы выбрать жизнь при таких условиях.Грегерс. Да… это кто как смотрит.Ялмар. Нет, это безусловно так. Но это было к лучшему. Теперь мое изобретение не за горами, и доктор Реллинг полагает, как и я, что отцу возвратят тогда право носить мундир. Я потребую этого как единственной награды себе.Грегерс. Так это насчет мундира он так?..Ялмар. Да, у него только об этом и думы и заботы. Ты не можешь себе представить, как мне больно за него. Всякий раз, как у нас бывает маленький семейный праздник – день нашей свадьбы с Гиной или что-нибудь такое, – старец выходит в своем офицерском мундире былых, счастливых времен. Но чуть раздастся стук в двери, он улепетывает к себе со всех своих стариковских ног, он ведь не смеет показываться в таком виде посторонним. Каково сыновнему сердцу видеть подобное унижение!Грегерс. А в какой срок ты думаешь закончить свое изобретение?Ялмар. Ну, господи боже мой, о таких деталях, как срок, разве можно спрашивать! Изобретение – это такое дело, что тут сам себе не господин. Тут многое зависит от настроения… вдохновения… И почти невозможно заранее назначить срок.Грегерс. Но все-таки дело ведь подвигается?Ялмар. Разумеется, подвигается. Я каждый день, без исключения, вожусь с этим изобретением; оно меня всего захватило. Каждый день, как только отобедаю, запираюсь в нашей комнате, чтобы на свободе предаться мыслям. Но только не надо торопить меня. От этого толку не будет. Это и Реллинг говорит.Грегерс. А по-твоему, все эти затеи на чердаке не отвлекают тебя, не рассеивают твоих мыслей?Ялмар. Нет, нет, напротив. И не говори. Не могу же я вечно ломать себе голову, да еще над такими труднейшими проблемами. Мне нужно чем-нибудь наполнять промежутки, когда я жду настроения, вдохновения. Уж когда оно придет – так придет.Грегерс. Милый Ялмар, мне думается, и в тебе есть что-то от дикой утки.Ялмар. Дикой утки? Как ты это понимаешь?Грегерс. Ты нырнул на дно и увяз в водорослях, в тине.Ялмар. Ты, пожалуй, намекаешь на тот почти смертельный выстрел, который перебил крылья отцу… да и мне?Грегерс. Не совсем так. Я не хочу сказать, что ты искалечен, но ты увяз в гнилом болоте, Ялмар, заразился миазмами и нырнул на дно, чтобы умереть во мраке.Ялмар. Я? Умереть во мраке! Нет, знаешь, Грегерс, брось ты подобные разговоры.Грегерс. Будь спокоен. Я постараюсь вытащить тебя на поверхность. И я, видишь ли, нашел себе цель жизни – со вчерашнего дня.Ялмар. Очень может статься. Но только меня ты уж оставь в покое. Могу тебя уверить, что – если, разумеется, не считать моей легко объяснимой душевной меланхолии – я вполне счастлив, насколько лишь может пожелать человек.Грегерс. То, что ты счастлив, это тоже лишь следствие той отравы.Ялмар. Нет, милый Грегерс, будет тебе болтать о миазмах да о заразе. Я совсем не привык к таким разговорам. У меня в доме никогда не говорят ничего такого неприятного.Грегерс. Еще бы! Этому можно поверить.Ялмар. Да, мне это вредно. И никаких болотных миазм тут нет. Не роскошно живет бедный фотограф, – я не скрываю этого от себя… Скромна его доля… Но я изобретатель и к тому же кормилец семьи. Это и поддерживает меня и возвышает над моей скромной долей… А! Вот несут и завтрак!
Гина и Хедвиг несут бутылку пива, графинчик с водкой, стаканы и прочее. В это время из входной двери появляются Молвик и Реллинг, оба без шляп и без пальто. Молвик в черной паре.
Гина ( ставя бутылки на стол ). Эти двое, небось, не опоздают.Реллинг. Молвику показалось, что он почуял запах винегрета, – его и не удержать. Еще раз здравствуйте, фру Экдал.Ялмар. Грегерс, позволь тебе представить кандидата Молвика. А это доктор… да, Реллинга ты ведь знаешь?Грегерс. Немножко.Реллинг. Э, да это господин Верле младший. Да, мы с вами поцапались немножко там, на заводе в Горной долине. Вы, кажется, только что переехали сюда?Грегерс. Сегодня утром.Реллинг. А под вами помещаемся мы с Молвиком, так что вам недалеко ходить за доктором и за пастором, если понадобится.Грегерс. Благодарю. Это может-таки случиться. Вчера нас сидело за столом тринадцать.Ялмар. Ах, опять ты с неприятностями.Реллинг. Тебе нечего волноваться, Экдал, тебя это, конечно, минует.Ялмар. Очень бы желал этого, ради семьи… Ну, давайте сядем, будем есть, пить и веселиться.Грегерс. Мы разве не подождем твоего отца?Ялмар. Нет, он велел подать себе потом в свою комнату. Садись!
Мужчины садятся за стол, едят и пьют. Гина, Хедвиг входят и выходят прислуживая.
Реллинг. Вчера Молвик невероятно разбушевался, фру Экдал.Гина. Вот как? Вчера опять?Реллинг. Вы не слыхали, когда я привел его домой ночью?Гина. Нет, что-то не слыхала.Реллинг. И хорошо. А то он просто беда как шумел.Гина. Неужели правда, Молвик?Молвик. Поставим крест на событиях ночи. Мое лучшее «я» тут ни при чем.Реллинг ( Грегерсу ). На него иногда находит – словно наваждение, и тогда мне остается только идти с ним кутить. Дело в том, что наш кандидат Молвик, видите ли, демоническая натура.Грегерс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28