Момент был в высшей степени серьезный: Кабоуркову только что привели к присяге. После сердитого окрика зал мгновенно затих, но не прошло и минуты, как снова разразился хохотом: когда распорядитель погасил одну свечу, свидетельница, подъюлив, услужливо задула вторую...
Понуждаемая к связному изложению событий рокового дня, Кабоуркова, наконец, сосредоточилась и повела рассказ, не опуская ни одной детали.
Она подтвердила показанное предыдущими свидетелями: в тот день Лен не пошел с каменщиками в трактир, оставшись праздновать окончание работ на стройке с поденщиками, среди которых вдруг оказался и Трглый — явился за деньгами «и еще кое за чем», да так и остался посидеть, посудачить с дружками.
Самое смешное, что и отмечать-то было нечем — поденщиков пан Конопик угостить не пожелал, и они, рассевшись под лесами, «зырили только друг на друга и черт те что болтали».
— «Черт те что» — это как надо понимать?
— Ну, приставали к Трглому и к пану Лену, говорили, чего бы вам, ослам, не померяться силами... Лен пусть будет социалистом, раз у него рожа красная, а Трглый сойдет за народника, поскольку у него физиономия сине-бело-красная... Я им говорю, оставьте Лена в покое, сами, говорю, знаете, он не в себе, не ровен час случится несчастье!..
— ...он не в себе, не ровен час случится несчастье,— повторил председатель, давая тем самым секретарю знак занести эти слова в протокол.
— Ну, и что дальше?
— А они говорят...
— Подождите,— перебил председатель,— с чего же у них были такие лица? Может быть, эти, как вы сказали, ослы накануне подрались?
Тогда Кабоуркова, которую судья называл теперь Даниэловой, рассказала, как паясничал с поленьями рыжий поденщик, изображая мамашу с двойняшками...
При всяком упоминании о двойняшках публика благодарно смеялась, и тем искреннее, чем чаще вспоминала их свидетельница. Да и сама история с рыжим доставила слушателям массу удовольствия.
Увлеченно рассказывая о рыцарском поступке Лена, Кабоуркова не умолчала и о том, каким образом он одержал свою геройскую победу.
— ...бросился на рыжего и стал бить его по лицу...— диктовал председатель.
Все до единого удары, нанесенные Трглому Леном, были занесены в протокол.
— Итак, вернемся к тому, что произошло в день выплаты. Что же ответил подсудимый Лен, когда его стали подстрекать к драке с поденщиком Трглым?
— Да ничего такого, сударь. Он пошел к себе в сторожку, лег на нары и так скрипел зубами — аж на улице слышно было.
— От злости?
— Нет, видать, от боли. Он ведь накануне всю ночь маялся...
— Откуда вы знаете, что было ночью? Свидетельница промолчала.
— Хорошо, я вам помогу. Мы уже слышали, что домой после работы вы заходили только «для близиру» (председатель с явным пренебрежением в голосе употреблял иногда подобные выражения, неизбежные при допросе «простых людей») и с наступлением темноты возвращались на стройку... Верно?
Вместо ответа свидетельница, закинув руку за голову, двумя пальцами надвинула на лоб съехавший платок.
— Ну так как же?
Через минуту-другую раздался ее низкий, приглушенный голос:
— Без меня, сударь, он бы наверное совсем погиб. Трясло его как в лихорадке, а нос разбитый, бывало, ныл так, что он скулил всю ночь напролет, как щенок. Жалко ведь его было...
— А того калеку, с которым вы жили, который детей вам на стройку кормить привозил, готовил вам дома еду — его вам было не жалко?
— Боже милостивый! Да он доволен тем, что имеет... Его и в Праге-то уже не было... Он с детьми живет сейчас у своей матери в деревне. Сам уехал, и детей увез не спросивши... Я вечером прихожу — ни его, ни детей... Да я ему с каждой пятерки два с полтиной посылаю, и что-то он мне их пока ни разу не вернул...
— Боже ты мой! — громко ужаснулся такой простоте нравов один из присяжных.
Не стерпел и прокурор. Он дал понять, что сомневается в правдивости показаний, презрительно и брезгливо фыркнув, как лошадь.
Звук этот долетел до защитника — ведь смешок, по сути, предназначался ему. Зная, что прокурор в эту минуту глядит на него, доктор Рыба, тяжело подняв веки, уставил свои черные, пронзительные зрачки на молодого противника, и тот сразу пожалел, что столь опрометчиво выдал себя.
— Свидетель Даниэлова, продолжайте. Расскажите, что произошло дальше. Значит, рабочие послушали вас и не стали стравливать двух драчунов?
— Вроде так. Потом Трглый сказал, что нечего сидеть тут всухую, что в лавке у пана Конопика полно бутылок, и он сейчас сбегает и выпросит парочку промочить горло. Принес штуки четыре, что ли. Ну, мы удивились, конечно; надо знать пана Конопика... Стали расспрашиваь Трглого, как это он так ловко...
— Дальше, дальше!..
— Выпили мы, развеселились, стали вспоминать то да се... Ни у кого и в мыслях ничего не было... Трглый рассказывал, как еще сапожником ходил в Вену на заработки, у него там знакомая вдова жила, на которой он вроде собирался жениться... Тащил он с собой в мешке штук двадцать колодок; в одном трактире, в Веселье, бродячие музыканты ему на этих колодках сыграли, а он все равно чуть с тоски не сдох, на следующий день взял да и спалил все колодки, а на костре сварил кнедлики со сливами...
— Не отвлекайтесь, а то мы упустим главное... Когда подсудимый вышел из сторожки и поднялся на леса?
— Ну вот, сами же просили говорить только правду, я вам правду и говорю!.. Пан Лен вышел, когда мы запели, незадолго до прихода пана Конопика. Пан Трглый стал пану Конопику кланяться, желать ему, чтоб в новом доме сто лет жил-поживал, добра наживал... А как будете переезжать, говорит, на четыре бутылки меньше добра тащить придется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58