В этом пункте обвинение пошло дальше. В акте говорилось о так называемом классовом сознании, порочно основанном на заблуждениях, и под конец с железной логикой утверждалось, что обвиняемый пошел на преступление, руководствуясь ложным душевным порывом, зиждящимся на типичном фанатизме «народного мстителя», испытывающего классовую ненависть к так называемому «кровососу-работодателю»; в этом смысле на обвиняемого несомненно повлияло подстрекательство со стороны известного рабочего агитатора Коутного, вступившего в конфликт с мастером, а тем самым косвенно — и с работодателем, ибо Коут-ный ставил смерть Антонина Липрцая в прямую зависимость от нехватки досок на лесах. Убеждение в том, что причина смерти Антонина Липрцая действительно заключена в подобном недосмотре, укрепилось в обвиняемом еще более, после того как во время посещения стройки комиссией мастер полностью признал факт недостаточного обеспечения лесов досками, возложив при этом всю ответственность на заказчика, или хозяина будущего дома, Индржиха Конопика. Осуждение этим лицам, чья причастность к делу рассматривается в настоящее время в апелляционном порядке, высказали все рабочие, занятые на возведении дома, что еще более утвердило обвиняемого в правомерности его фанатичного замысла.
То, что обвиняемый был способен пойти на преступление, со всей очевидностью вытекает из его характера. Кашпар Лен характеризовался всеми свидетелями и вообще всеми знающими его людьми как человек скрытный, неразговорчивый, озлобленный, вспыльчивый и чрезвычайно мстительный, способный затеять драку по малозначительному поводу или вовсе без оного. Агрессивность его натуры проявилась на стройке в первый же день, когда он грубо обошелся с поденщиком.
Далее следовало описание подробностей «сей грубости», несомненно, бросающей на Лена тень. С той поры Леном завладела сильная, не поддающаяся объяснению ненависть к вышеупомянутому лицу, новая вспышка которой произошла второго ноября, когда обвиняемый, находясь наедине с «ненавистным ему человеком», воспользовался случаем и напал на него врасплох. По времени данное событие совпадает с периодом крайней возбужденности обвиняемого, что, однако, не может служить оправданием его поведения и не снимает ответственности. Заболевание же, установленное у обвиняемого после ареста и проявляющееся в рожистом воспалении а также перелом носовой кости, возникший в результате мер защиты его противника второго ноября, конечно, не могли лишить обвиняемого рассудка настолько, чтобы он полностью потерял власть над собой. Во всяком случае, уже двенадцатого ноября, когда Индржих Конопик был умерщвлен в результате падения кирпича с высоты четвертого этажа, обвиняемый находился в удовлетворительном состоянии и, согласно диагнозу медицинских экспертов, ни о каком приступе невменяемости не могло быть и речи.
Однако самым веским доказательством идентичности обвиняемого с убийцей послужили результаты местного расследования и в особенности тот факт, что Кашпар Лен был найден на лесах возле отверстия, замаскированного обломком доски и находящегося точно над тем местом, где в момент падения кирпича стоял ныне покойный Индржих Конопик.
Правда, обвинение, охотно прибегавшее к своему излюбленному словечку «следовательно», в этом пункте оказалось наиболее уязвимым. Дело в том, что обвиняемый Кашпар Лен был найден у вышеупомянутого отверстия в состоянии полного беспамятства, которое и полицейскими, и больничным врачом было сразу же квалифицировано как типичное следствие внезапного алкогольного отравления, называемое комой, состояние крайне тяжелое и грозящее летальным исходом не только по причине указанного отравления, но и в результате последовавшего за ним воспаления легких с дальнейшим рецидивом в форме туберкулезного инфильтрата верхушек легких.
Несмотря на оригинальный ход мысли обвинителя, основанный, главным образом, на физическом законе, гласящем, что ни один предмет не может прийти в движение без воздействия внешней силы, следовательно, и кирпич, орудие убийства, не мог сам по себе сдвинуться с места и упасть в отверстие (для чего нужно было еще снять маскировочную доску), ему не удалось со всей очевидностью доказать, что человек, пребывающий в состоянии, в коем находился обнаруженный непосредственно после инкриминируемого ему деяния Кашпар Лен, способен осуществить столь сложную цепь операций, коей является сдвигание крышки-доски, сбрасывание смертоносного кирпича и последующее задвигание доски. «Способен — не способен» — все крутилось вокруг этой дилеммы, в том числе, прежде всего, возможное признание Лена убийцей и подтверждение «злоумышления», какового закон требует при квалификации преднамеренного убийства, к чему и подводило обвинение.
Лишь один из двух медицинских экспертов согласился с категоричным выводом обвинителя, в то время как другой отрицал, что обвиняемый лишь после сложной череды произведенных операций мгновенно впал в глубокий обморок, схожий с паралитическим, в коем и был найден.
Итак, один эксперт давал показания в пользу прокурора, другой — в пользу защитника.
Прокурор равнодушно следил за их полемикой и цитированием авторитетов судебной казуистики, полагаясь на убедительность морального доказательства вины обвиняемого; тем более, что в этом его поддерживали обе стороны.
Ведь Лен в начале следствия симулировал сумасшествие и на любой вопрос следователя отвечал: пана Конопика убило либо солнце, либо вода.
— Солнечный луч хватил его по лбу,— заявил он во время первого допроса, произведенного в тюремной больнице, лишь только позволило его самочувствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58