Посаженная во второй год царствования акация выросла с поразительной быстротой. Несмотря на небольшую крону, она уже давала приятную тень. Нефертари погладила ствол дерева.
Царская чета пересекла большой двор под восхищенными взглядами каменотесов, отложивших деревянные молотки и зубила.
После беседы с мастером Рамзес расспросил каждого рабочего о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться во время строительства. Царь не забыл часов, проведенных в карьерах Гебель-Зильзиле в то время, когда он хотел стать каменотесом. Ремесленникам Фараон пообещал добавить оплату, а также отблагодарить, выдав вино и лучшую одежду.
Когда царская чета приблизилась к храму Сети, Нефертари поднесла руку к своему сердцу и застыла.
— Опасность... опасность так близко.
— Здесь, в этом храме? — удивился Рамзес.
Тревога рассеялась, царская чета подошла к святилищу, где всегда будет почитаться душа Сети.
— Не трогай дверь святилища, Рамзес. Опасность там, за ней. Позволь действовать мне.
Нефертари открыла дверь из позолоченного дерева.
На пороге — глаз сердолика, разбитый на несколько частей; перед статуей Сети внутри храма — красный комок из шерсти животных пустыни.
Обладающая силой Исиды, великая кудесница-царица узнала глаз. Если бы нога царя ступила на составляющие символа скверны, он был бы парализован. Затем Нефертари накрыла красный комок подолом платья, не касаясь его пальцами, и вынесла его наружу, чтобы он был сожжен.
Дурной глаз — вот что осмелились использовать существа, пришедшие из мрака, желающие прервать связь, которая соединяла Сети с сыном, и уничтожить магическую энергию Фараона, защищающую его от темных сил.
— Кто еще, кроме Шенара, — подумал Рамзес, — зашел бы так далеко в желании отомстить? Кто еще, кроме Шенара, стремился бы так разрушить то, что ему, Рамзесу, было дорого?
ГЛАВА 34
Моисей колебался.
Конечно, он должен выполнить свое предназначение, которое Бог определил ему, но не слишком ли велики преграды? Теперь он больше не тешился иллюзиями: Рамзес не уступит. Моисей достаточно хорошо знал царя Египта, чтобы понимать, что он не произносил слова впустую и что считал евреев частью египетского народа.
Однако идея исхода бродила в умах людей, и сопротивление пророку ослабевало день ото дня. Многие думали, что особые отношения Моисея с Рамзесом помогут преодолеть препятствия. Один за другим старейшины уступили; и Аарон во время последнего совета представил Моисея как вождя еврейского народа, объединенного одной религией и одной волей.
Были забыты распри, пророку оставалось только победить одного врага: Рамзеса Великого.
Аарон потревожил размышления Моисея.
— Один каменщик просит о встрече с тобой.
— Займись им.
— Это с тобой он хочет говорить, и ни с кем другим.
— Что ему надо?
— Обещание, которое ты ему будто бы дал в прошлом. Он верит в тебя.
— Приведи его.
В коротком черном парике, стянутом белой лентой, парик закрывал ему лоб и оставлял открытыми уши, с загорелым лицом, обрамленным маленькой бородкой и неровными усами, проситель был похож на каменщика.
Однако у Моисея появилось подозрение, что этот человек был ему знаком.
— Что ты хочешь от меня?
— Не так давно мы верили в одно и то же.
— Офир...
— Конечно, я, Моисей.
— Ты сильно изменился.
— Меня ищет стража Рамзеса.
— Значит у нее есть на это причины, не так ли? Если я не ошибаюсь, ты хеттский шпион.
— Я работал на них, это правда, но сейчас все уничтожено, и хетты больше не могут разрушить Египет.
— Таким образом, ты меня обманул, и ты меня искал, чтобы использовать против Рамзеса!
— Нет, Моисей. Мы с тобой верим в одного всемогущего Бога, и встречи мои с евреями меня убедили, что этим богом является Яхве и никто другой.
— Ты считаешь меня глупцом, пробуя убедить пустыми словами?
— Даже если ты отказываешься признать мою искренность, я буду служить твоему делу, потому что только ему и стоит служить. Знай только, что я не ищу личной выгоды, а только спасения своей души.
Моисей был встревожен.
— Ты отказался от веры в Атона?
— Я понял, что Атон — только прообраз настоящего бога. Я отказываюсь от своих заблуждений, потому что мне явилась истина.
— Что стало с молодой женщиной, которую ты хотел привести к власти?
— Она жестоко убита, и я до сих пор испытываю огромное горе; однако египетская стража меня обвиняет в ужасном преступлении, но я его не совершал. В этой трагедии я увидел знак судьбы. Ты сегодня единственный, кто может противостоять Рамзесу. Вот почему я поддержу тебя всеми силами.
— Чего ты хочешь, Офир?
— Помочь тебе приобщить людей к вере в Яхве, и ничего более.
— Ты знаешь, что Яхве требует исхода моего народа?
— Я признаю этот замысел грандиозным. Если он будет сопровождаться падением Рамзеса и проникновением в Египет истинной веры, я буду очень доволен.
— Но шпион остается шпионом, верно?
— У меня нет больше связей с хеттами, эта часть моей жизни забыта. Мое будущее и надежда — это ты, Моисей.
— Как ты рассчитываешь помочь мне?
— Будет нелегко бороться против Рамзеса; поэтому может пригодиться мой опыт тайной борьбы.
— Мой народ хочет уйти из Египта, а не восставать против Рамзеса.
— Какая разница, Моисей? Твои намерения покажутся Рамзесу мятежными, и он подавит любой протест со стороны твоего народа.
И по совести, еврей должен был признать, что ливийский маг прав.
— Я должен подумать, Офир.
— Ты хозяин, Моисей; позволь мне дать тебе совет: ничего не предпринимай во время отсутствия Рамзеса. С ним ты, возможно, сможешь вести переговоры; но Амени и Серраманна, не считая царицу-мать Туйю, не проявят никакого снисхождения к твоему народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92