Я прилагала все усилия, чтобы держаться рядом с ним. Его быстр
ые взгляды в мою сторону горячили, словно искристое вино. Как я любила сво
его супруга, как гордилась им! . Ц Собаки махом прошли небольшой лесок и в
ынеслись по следу на опушку, пересекли поле, проселочную дорогу и устрем
ились опять в лес. Мы скакали за ними, белые перья вились на моей голубой ш
ляпе.
Конь на всем скаку попал копытом передней ноги в какую-то ямку-норку на п
оле. Резко дернулся всем телом, и я слетела с проклятого дамского седла. Уд
ар Ц мир вспыхнул и погас.
Как оказалось, вот и кончилось мое счастье.
На свою беду я быстро очнулась. Очнулась, чтобы пережить то, чего врагу не
пожелаю. Самому заклятому врагу.
Граф слетел с коня и метнулся ко мне. Заметив, что мне не хватает воздуха, к
инжалом распорол платье. Рукав съехал, оголяя левое плечо.
Де Ла Фер увидел клеймо.
И я увидела, как рушится с грохотом возведенный им пьедестал. Как с небесн
ого Олимпа, куда он вознес меня, я низвергаюсь вниз, превращаясь из богини
в грязь, в падаль, в сборище нечистот. И опять стремительно пролетаю тот мо
мент, когда я просто человек. Человек… да где уж там…
Ну почему время не лечит? Почему я до сих пор содрогаюсь, вспоминая его гла
за? Почему у меня ноет сердце, дышать становится нечем и страшная обида пе
реполняет меня? Обида и самое страшное разочарование в моей жизни, непро
шеные слезы навертываются на глаза, больно и обидно до сих пор… До сих пор
кажется, что надо было что-то сделать, что все неправильно, что он просто н
е понял. Но память не обманешь, сколько ни дергайся, ни кусай до крови губы,
ни пытайся найти объяснение, оправдание человеку, которого любила.
Увидев клеймо, граф де Ла Фер встал и отряхнулся.
Больше не кинув на меня ни единого взгляда, он повернулся и пошел к коню, с
покойно и коротко отдав егерям одно-единственное распоряжение.
Те подняли меня с земли, словно куль муки, умело, как стягивали ноги убитом
у оленю, связали мне руки за спиной и повесили меня на дереве, растущем тут
же, на обочине богом забытой дороги.
Граф проехал мимо дерева и продолжил охоту.
С раскрытым ртом я смотрела ему вслед. Наверное, это было очень глупое зре
лище: висела на дереве женщина с растрепанной прической, с испачканными
землей юбками, платье ее на груди было распорото, глаза выпучены, а нижняя
челюсть отвисла. Только мне было не смешно.
После падения все мысли куда-то вылетели, но и остатками разума я понимал
а, творится что-то не то, люди, опомнитесь!
Любимый мой, если я виновата перед тобой, объяви мою вину, проведи расслед
ование и голую выгони из своих земель, если я в чем-то нарушила закон! Натр
ави на меня собак, если я преступница!
Ну почему ты казнишь меня без суда и следствия?!! Ведь ты же даже не разобра
лся, за какие злодеяния появилась у меня эта лилия на плече?!!
Почему ты взял на себя функции Бога, ты всеведущ и всемогущ?!! Ты, который ме
ня боготворил и целовал следы моих ног?
Почему же ты отказал мне, своему божеству, в праве, которое дается последн
им бродягам? В праве на правосудие?!!
Не потому ли, что изначально считал себя человеком, а меня чем-то другим?!! Ж
енщиной Ц чем-то средним между животным и волшебницей? Безупречный, бла
городный, бесподобный де Ла Фер!
В этот день я умерла в первый раз.
Прав был Жерар, когда сказал: ты невиновна перед Богом, перед людьми с таки
м украшением, плече будешь виновна всегда.

Оказывается, если висишь на дереве, мир видится совершенно по-иному. До ме
ня сквозь звон в разбитой голове доносился далекий лай собак, звук рогов.
Наконец раздался ликующий сигнал победы, олень был загнан.
Удачи тебе, любимый, ты спокойно втыкал веточку, смоченную в его крови, в с
вою красивую охотничью шляпу. Надеюсь его седло запеченное с грибами, бы
ло нежным и вкусным, а вино на столе рядом с мясом крепким и терпким. Твои л
юди были, как всегда, молчаливы и послушны. Лишь пылал во дворе, нарушая га
рмонию, костер из моих платьев. Глупо. Их можно было просто отдать, как отд
ают вещи после богатой покойницы бедным людям, на радость живым.
В душе моей бушевало ядовитое пламя обиды, оно выжигало такие глупые, сме
шные вещи, как доброта, честность, честь. Распадались на черные дырчатые л
оскуты с завернувшимися краями верность, кротость, доверчивость. Диким к
риком кричала, пытаясь сбить с себя бушующее пламя первая, самая чистая в
жизни любовь. Ничего, обуглилась под мертвым взглядом любимого, на ее ост
анках, превратившихся в черные угли, взметнув подолом серый пепел, запля
сала сарабанду ненависть.
После смерти мамы я закрыла свою душу, загородила ее от людей. Там, на дере
ве, душа открылась вновь, но теперь ненависть и ярость текли из нее в мир п
енистым ядовитым потоком. Спасибо тебе, родной мой, ты раз и навсегда отуч
ил меня верить в людей!
Слезы текли, текли… Потом высохли.
С дикой яростью я начала дергаться все сильнее, стараясь освободиться. К
ак оказалось, дурами рождаются. Тело съехало вниз, связанные за спиной ки
сти рук, зацепленные веревкой за сук, остались на прежнем месте. Руки выве
рнуло в плечах. Чудовищная боль колоколом загудела в разбитой голове, и я
поняла, что все, умираю.
«Скоро увижу тебя, мамочка! Ц подумала я. Ц И тебя, бабушка. Познакомимся
, сравним свою смерть. Но мне кажется, что я погибла ближе к небу, чем вы…»
Что поделать, плохая наследственность.
Выпадали из моей прически на усыпанную листьями землю Украшенные жемчу
жинками шпильки.
Больше ничего не помню.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ОДНА И НЕ ОДНА

Очнулась я в комнате с белым сводчатым потолком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97