Прос
то за все эти годы я убедилась, что правда не интересует никого. В наше вре
мя басням верят охотнее, любая, даже самая дикая ложь принимается тем бла
госклоннее, чем точнее она отвечает запросам слушающего. А проверить ска
занное никто почему-то не хочет. Ведь для этого надо думать, делать, шевел
иться. Гораздо удобнее принять все, как оно есть. Хотя можно и рассказать,
почему бы нет…
Я любила, когда из монастыря меня отпускали к брату. В его доме, полном стр
анных вещей и загадочных трав, я чувствовала себя куда лучше, чем в нашем м
онастыре, где под внешним благочестием таились те же грехи, что и в миру. С
ловно я не видела, каким взглядом провожают меня святые отцы, допущенные
в этот сестринский рай! Благочестия в их взглядах было ровно столько же, с
колько во взоре томящегося на цепи бугая, когда мимо него ведут стадо кор
ов.
В городе тоже отбоя не было от желающих скрасить тяжелую жизнь молодой с
иротке. Причем то, что называется общественным мнением, было просто в яро
сти от моей неприступности, воспринимая это как дьявольскую гордыню и вы
зов почтенному обществу.
Поведи я себя, как тысячи девиц, сломленных обстоятельствами, все бы с обл
егчением вздохнули, осудили меня, а потом пожалели Ц бедная, рожденная в
грехе малютка, яблоко от яблони недалеко падает.
Но у меня были собственные планы на то, как сложится моя жизнь, и падать ту
да, куда пытались спихнуть мою мать, я не собиралась. Местным кавалерам эт
о очень не нравилось.
И однажды погожим днем, когда брат отсутствовал, выполняя свою работу, в е
го дом заявился влиятельный в городе господин в очень красивой бархатно
й маской на лице и, подкреплением в виде нескольких лакеев.
Господин был почему-то очень обижен моим отказом принять его покровител
ьство.
Его люди связали меня, отыскали в инструментах Жерара подходящее клеймо
, раскалили и впечатали лилию мне в плечо. Обуглилась кожа, шипела, превращ
аясь в сгустки крови. На глазах чернело под раскаленным железом мясо. Так
ой боли нет, наверное, и в аду. Зубы мои так сжали засунутый в рот кляп, что е
го только к вечеру удалось удалить изо рта.
Заклеймив несговорчивую дурочку, господин, довольный шуткой, потрепал м
еня по щеке и поспешно удалился. Стоящий на страже лакей предупредил, что
возвращается домой Жерар.
Брат первый, как профессионал, оценил проделанную надо мной работу. С точ
ки зрения палача, клеймо вышло безупречно.
Чтобы достать увязший в зубах кляп, Жерару пришлось разжимать мне челюст
и какими-то железяками. В результате хрустнул и сломался с левой стороны
зуб, рядом с глазным, пришлось его удалить.
Это и был заключительный итог такого полного на события дня.

Ну и что было делать бедной, незаконнорожденной сиротке? Подать в суд? На к
ого, на человека в черной маске? И его бы нашли? Правда?
Как сейчас вижу, суд объявил бы меня невиновной, судья дунул бы на клеймо и
оно упорхнуло с плеча. Все кругом признали бы меня честной девушкой и, ути
рая слезы, доверили бы роль Пресвятой Марии в пасхальной процессии.
Королевскую лилию нельзя удалить, не срезав полплеча. Клейма для того и с
тавят, чтобы они сопровождали своих владельцев всю оставшуюся жизнь. И о
тсутствие куска плеча является точно таким же клеймом, как и лилия, что ук
рашала его до операции. Только скрыть его куда труднее, чем небольшой цве
ток.
Брат лучше меня знал жизнь.
Ц С таким украшением долго не живут… Ц заметил он.
Ц Посмотрим! Ц крикнула я, выплевывая остатки кляпа. Ц Ведь я не винова
та!
Ц Ты невиновна перед Богом, перед людьми с лилией на плече ты будешь вино
вной всегда.
Наверное, палачами становятся очень умные люди.
А теперь заметьте, я не сказала, что это история правдива. Может быть, я и лг
у. В конечном итоге я не собираюсь выворачивать свою душу наизнанку! Я про
сто вспоминаю… А к истории с лилией мы вернемся позже.
Ц Ты должна уехать из города, Ц сказал тогда Жерар, прикладывая на клей
мо примочку. Ц Робер получает где-то в Берри приход, ты поедешь с ним. Я бу
ду скучать по тебе, сестренка!
Ц Со мной не соскучишься! Ц надув губы, заявила я.
А что я могла ему еще сказать? Он и так все понимал.

Мы с Робером перебрались в Берри.
Он стал священником в маленьком приходе, я сидела затворницей дома, ведя
скромное хозяйство, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Потихоньку руб
цевались раны на сердце.
Хотела ли я большего? Ну если в детстве вас учат правильно держать спину в
красивом платье и грациозно танцевать, то в юности трудно согласиться с
тем, что ваш удел Ц кухня и кладовая.
Граф де Ла Фер вспоминает, что мы с братом были в Берри пришельцами и никто
не знал, откуда мы явились. Конечно, он, как всегда, прав. Священнослужител
и у нас, во Франции, что цыгане Ц шастают себе по стране, не оставляя никак
их следов.
Другое дело, что ни Робер, ни я старались ни с кем не общаться. Этот образ жи
зни был для нас наиболее привычен.
Брат с головой ушел в дела своего прихода, надо было бы радоваться, но я ви
дела, что делает он это, истязая себя, словно стараясь непосильной, отнима
ющей все время работой заставить себя ни думать, ни чувствовать, ни жить.

Сердце болело, но что я могла сделать? Сломанную душу извне не срастишь, а
сам Робер упорно не замечал, что Пресвятая Дева смотрит на него со стены ц
ерквушки мамиными глазами.
Зато вскоре о благочестии молодого падре заговорила вся округа. Слепые л
юди… опять они видели только то, что снаружи, и не могли понять, что челове
к отказался от жизни, что, разрывая себя на части ради остальных, он делает
это не от полноты души, как у настоящих подвижников, а, наоборот, от полной
ее пустоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97