Ну да, – они же не разговаривали годами. Он должен был бы сказать ей: «Тётя Мэйбл, ведь вы были не в восторге от Джулии, припомните-ка! Она вам никогда не нравилась». Но это оскорбило бы её чувства.
– Сядь, – сказала Рэчел. – У тебя есть пылесос? Конечно, где-то должен быть. Разве не у всех людей есть пылесосы?
– Дэниел!
– Да?
– Сядь.
– Хорошо, – сказал он, разворачивая один из кухонных стульев.
Она обернула вокруг его шеи красное кухонное полотенце и подоткнула его. Ощущение было успокаивающим и знакомым. Она была профессионалом; он был в хороших руках. Она прикасалась к его голове. Щёлкала ножницами. Подрезала чёлку. Жужжала машинкой. Прикосновение холодной нержавеющей стали к ушам было приятным. Он уже забыл, какое глубокое удовлетворение приносит эта процедура – когда тебя стригут. Тяжёлые пряди падали с головы и покрывали грудь, как завитки эмблемы «Найк». Её живот коснулся его плеча, и он отодвинулся.
– Когда ты в последний раз брился? – спросила Рэчел.
Да, это был вопрос. Он молча обдумывал его.
– Подожди-ка, – сказала она, кладя ножницы на стол и направляясь к лестнице. Она вернулась с бритвой, и на его шею и щеки легла тёплая волна мыльной пены. До сих пор его никто никогда не брил. Мягкое нажатие лезвия на щеки. Наждачный звук, когда оно проходило вдоль кожи. Дэниел глубоко вздохнул. И где-то в середине процесса ему стало так хорошо, что он закрыл глаза.
Рэчел была, без сомнения, привлекательная женщина. Вдова. Он почувствовал, что не хочет развивать эту мысль.
– Я потеряла мужа двенадцать лет назад. Иногда (щёлк) во сне мы разговариваем (щёлк). Не очень часто (щёлк) (щёлк). Но у нас несколько лет подряд были постоянные сеансы психотерапии (смех) (щёлк). Обговорили все на свете. По крайней мере, так мне казалось. Никогда не могла вспомнить, о чем мы говорили, но всегда просыпалась с таким чувством, будто мы решили множество вопросов.
Она стояла перед ним, наклонившись, держа в руке его подбородок и испытующе рассматривая чёлку.
– Дэниел! – сказала она. – Открой глаза.
Он открыл и был вознаграждён видом ложбинки между её грудей.
Она улыбнулась.
– В моих снах он был гораздо более милым, чем тогда, раньше – в моем доме.
Так вот что происходит, подумал Дэниел. Где-то в промежутке между нулём и двенадцатью годами «наш дом» становится «моим домом». Вот как это работает. Это было полезное знание.
– Как ты, справляешься? – спросила она.
Он знал, что она имеет в виду. Это слово использовалось в различных ток-шоу, как будто каждый проходит через одно и то же, вне зависимости от того, в чем состоит его горе. Справляешься. Они с Майком говорили об этом. Справляешься. Это означало, что ты умираешь в душе, но при этом лишь плачешь в темноте – или по телевизору, перед толпой незнакомцев, которые платят тебе за это.
– Да, – кивнул он, уставившись на её грудь. – Я думаю, да. Определённо. – Потом он поднял на неё взгляд (она исследовала его виски) и спросил: – Ты это так называешь?
– Ты хорошо держишься. – Он чувствовал аромат её дыхания. Мята. – Как малыш?
Он пожал плечами.
– Знаешь, Дэниел, ты ведь мой любимый клиент. Я бы не хотела потерять тебя.
Такая мелочь, как ушедшая жена, здесь роли не играет, не так ли? Ушедшая. Уход. Странные слова. Для этого было более подходящее слово, но он даже ради спасения собственной жизни не смог бы его произнести.
– Дэниел? – Она опять держала его за подбородок и легонько покачивала его голову взад-вперёд. – Кажется мне, что тебе надо поискать чего-нибудь новенького.
– Новенького?
– Посмотреть на вещи по-другому. Может, не так широко. Убрать излишки.
Так, ну, это уже воняет. Дэниел ненавидел, когда в книгах метафорическое содержание вылезало на поверхность – подтекст, вытаскиваемый нетерпеливым автором на уровень текста.
– Послушай, – сказал он, вставая, и хлопья волос посыпались на его шлёпанцы. – Не надо. Не надо, пожалуйста. Я не в отчаянии. Я не влюблён в тебя. Моя жена… Она просто… – Ему было трудно дышать. – Постричься – это ещё не значит завязать роман.
Рэчел посмотрела на него.
– Сядь, – сказала она.
Он сел. Она спрыснула его из маслянистого флакона и провела рукой по его волосам.
– Кто говорит о том, чтобы завязать роман? – сказала она (щёлк). – В любом случае, ты не мой тип (щёлк, щёлк). У меня более изощрённый вкус в плане секса.
– Секса? – каркнул он.
– Ой, перестань. Я не ангел сострадания. Просто я считаю, что тебе это нужно.
Было очень трудно понять, куда смотреть.
– Ты хочешь?..
– Что ж. Пожалуй… Но… не сейчас.
Почему, удивился он. Почему не сейчас?
– Без проблем, – сказала она. – Но имей меня в виду, – она наклонилась ближе. – Не беспокойся (щёлк). Я не какая-нибудь лесбиянка, – она улыбнулась. – Ну… то есть да. Но я не настаиваю на этом.
Дэниел заплакал. Он смотрел на обрезки волос на красном кухонном полотенце, повязанном вокруг его шеи, и плакал.
Рэчел держала его, обняв своими полными руками за плечи. Как медведица, нянчащая детёныша.
Он открыл рот и не смог издать ни звука.
Через некоторое время Рэчел подошла к холодильнику, достала жестянку пива, отпила и протянула ему. Она вытерла слезы с его щёк, и он глотнул. Вкус пива был изумительным. Действительно, он был превосходным. Стоя позади, Рэчел протянула ему ручное зеркальце, чтобы он мог взглянуть на конечный результат.
– Превосходно, – сказал он, глядя на свой профиль и мельком – на отражение её тела.
– Ну и чудно, – сказала она.
– Покажи мне твои груди, – попросил он, чувствуя холод банки в руке.
Он услышал, как она засмеялась, и потом – как она снимает блузу.
– Не подсматривай, – сказала она, и он опустил зеркальце на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106