Его стол в университете был весь покрыт жёлтыми наклейками. Составление списков помогало восполнять его ужасающую память и уравновешивать его склонность к бездействию.
Пропал?
Погиб?
Прячется?
Секретный агент?!!
Десять ступеней к просветлению.
Вибрации.
Дешёвые ток-шоу.
Дневник.
Чудеса.
Он положил карандаш.
Он пытался воссоздать последний визит Майка. Их странный, запутанный разговор. Теперь он понимал, что Майк пытался сказать ему что-то очень важное. Но что? Что он говорил? В его посещении не было ничего необычного. В основном это были типичные для него редакторские замечания.
– Мы стали нацией болтунов, – говорил Майк, и его белокурые вьющиеся волосы развевались, когда он встряхивал головой. – Публичные исповеди и массовые нагоняи. Неудачники, выворачивающие своё нутро перед публикой. И зачем? Чтобы иметь возможность получить нагоняй от любого из слушателей, имеющего доступ к микрофону. Да, это – свобода слова! Можно сделать выговор кому угодно. Назвать её шлюхой. Назвать его придурком. Давайте-ка покажем этому графчику, где раки зимуют! Он позволяет королю трахать сестру своего лучшего друга, а сам спит с их матерью!
Дэниел засмеялся.
– Наверно, это просто утешительно – знать, что есть люди, которые делают больше гадостей, чем ты сам.
Его брат ухмыльнулся.
– Да нет, это просто их пять минут эфирного времени. Их единственный шанс достичь бессмертия. Что-то вроде исповеди, только без всей этой божественной ерунды.
– Бессмертие. Хм! Да, вот что больше всего достаёт меня в христианстве, – сказал Дэниел. – Вот эта бессмыслица. «Когда-то много лет назад жил-был человек, который был бессмертен… »
Майк засмеялся.
– Да. В Пасху мне всегда не по себе.
– Я знаю. Тебе нравится Хеллоуин.
– Мой любимый праздник. О, а помнишь…
– … как ты будил меня с этой уродливой маской на лице, с вытекшим глазом?
Майк лучился от удовольствия.
– Да, ты пугался до усеру.
– Ты был очень плохим мальчиком, – сказал Дэниел, хихикая.
– Должен же был кто-то из нас быть плохим мальчиком!
Дэниел тряхнул головой.
– Мы говорили о Пасхе.
– Почему никто больше не верит во второй закон термодинамики? Жизнь – это случайность, Денни. Бессмертие – чепуха. Мы гниём, мы умираем, а потом исчезаем.
Дэниел улыбнулся.
– Обрати внимание, – продолжал Майк. – Это важно. Я не могу написать заново тот старый дневник, который я вёл, когда мне было десять, и продолжать называть его своим дневником. Ты не можешь иметь оба варианта. Ты не можешь быть и отцом, и пиратом одновременно. Жизнь – это выбор. И жертва. Выбор имеет последствия. Последствия фатальны.
– Может быть, именно поэтому христианство так популярно. Вся его философия основывается на безобразной идее жертвы и на чем-то, чего никто никогда не видел – на чуде.
Майк сказал:
– А что такое это долбаное чудо?
– Я бы знал, если бы когда-нибудь видел, – сказал Дэниел.
Майк насмешливо хмыкнул.
– Чудеса – это просто та часть реальности, которая до сих пор не объяснена.
– Но ведь это большая её часть, – возразил Дэниел.
Чудеса. Это было слово из их детства. Тайное обещание в сердце любой религии, которое никогда не исполнялось. Это означало чтение молитв с дядюшкой Луи в Страстную Пятницу. Три часа пытки тишиной в ознаменование заключения Христа во гробе. Круг над аэродромом перед тем, как чудо приземлится. Никаких сладостей в течение сорока дней Великого Поста. Рыбные палочки по пятницам. Исповедь каждую субботу – дядюшка Луи, казалось, имел к ней пристрастие. Коленопреклонения, и стояние, и сидение в церкви – вся эта католическая хореография, странность которой никогда не бросалась ему в глаза до тех пор, пока он не расстался со своей верой. И, безусловно, самая бездарная музыка в мире. Католические гимны были чем-то вроде эстетической пытки. Кавказские ритмы к сочетании с замысловатыми стихами, которые к тому же никогда не произносились как следует. «О НЕВЕСТА ИИСУСА, НАС БЛАЖЕНСТВОМ ОСЕНИ! ИСКУПЛЕН БЛАЖЕННЫЙ ЛАЗАРЬ, В ЖИЗНИ – СМЕРТЬ, И В СМЕРТИ – ЖИЗНЬ! ПЛАМЯ АДА МЫ ПРИЕМЛЕМ – ПЛАМЯ НА КОСТРЕ ЛЮБВИ!»
О, мучение!
Но по большей части это означало скуку. Вот это, заключил Дэниел, проведя все детство в набожности, и было истинным чудом католицизма – то, что кто-то мог выносить все это занудство.
Чудеса. Это был последний раз, когда он видел своего брата.
Когда это было? После похорон Джулии? Почему он никак не мог вспомнить её похороны? На этом месте был провал, заполненный туманом, вселяющий в него ужас, словно он забыл какое-то правило. Очень важное правило, которое могло спасти ему жизнь: если вашу машину начинает заносить, изменяйте направление движения. Почему он никак не мог вспомнить погребение самого важного человека в своей жизни? Он, должно быть, сам вычеркнул его из памяти. Должно быть, так.
Было что-то такое в голубых глазах Майка, когда он упомянул свой дневник. Какое-то напряжение, предполагающее, что он пытался передать нечто большее, чем то, что говорил.
«Я не могу написать заново тот старый дневник, который я вёл, когда мне было десять, и продолжать называть его своим дневником».
Он имел в виду, что мы не можем изменить прошлое. Но он имел в виду также и то, что в нем была правда. Правда, которую он не мог изменить, как бы ему этого ни хотелось. Что это означало?
На него повеяло холодком – он внезапно вспомнил, что Майк в свой последний визит оставил ему чемоданчик со своими пожитками. Сказал, что производит генеральную уборку. Он собирался в джунгли, снимать ещё одну долбаную рекламу «Мазды», а потом хотел взять немного Свободного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106