Все трое - в белых халатах. Гуткин открыл глаза и увидел белые халаты. Попытался в сонной еще мути догадаться:
- Что, консилиум будет? А почему так рано?
Врач присел на табуретку у его изголовья, заглянул в припухшие со сна глаза, на шее (руки-то в гипсе) прощупал пульс, следя за секундной стрелкой и, удовлетворившись, небрежно разрешил:
- Можете спрашивать. Но недолго. Даю вам десять минут, - и, создав легкий ветерок крахмальными полами расстегнутого халата, удалился.
Оклемавшийся Гуткин с тоской посмотрел ему вслед и спросил Константина - как у родного по сравнению с остальными оставшимися:
- О чем будете спрашивать, Лара?
- Я не знаю. Я спрашивать не буду, - Константин изображал смирение. Пока искренне. - Они будут спрашивать. Они - менты, им и карты в руки.
- Спрашивайте, граждане милиционеры, - вспомнив старое, как положено при дознании, обратился к белоснежным ментам грустный Гуткин. Тоненьким каким-то голосом.
- Вы уж прямо как на допросе, Борис Матвеевич, - ободряюще упрекнул его Махов и заменил на табуретке покинувшего их врача.
- А что, допроса не будет? - оживился слегка продюсер.
- Вопросы будут, а допроса не будет, - снова успокоил его Махов.
- Где вопрос, там и допрос, - на ходу сочиненным афоризмом откликнулся Гуткин.
- Остроумно, - оценил Махов. - Но не будем отвлекаться. Три минуты из десяти, нам отведенных, уже прошли. Борис Матвеевич, то, что вы рассказали о Всеволоде Субботине присутствующему здесь Константину Ларцеву, это действительно все, что вам известно?
- Как на духу, ребята, - заверил Гуткин.
Махов зачем-то пощупал гипс на ближайшей гуткинской руке, неопределенно хмыкнул и поведал:
- Всеволод Субботин умер, Борис Матвеевич. И умер, скорее всего, оттого, что знал нечто уличающее опасных преступников. Если вы знаете это нечто и если вы не расскажете нам об этом, вас убьют, как убили Субботина. И ни ваш доблестный Сема, ни вся краснознаменная милиция вас не спасут. Большим добряком был полковник Махов. Сделал паузу, изучая белое, один в один с гипсом на руках личико Гуткина, и столь же прозаично продолжил:Если же вы сообщите нам эту конфиденциальную информацию, то с ее помощью мы успеем обезвредить этих негодяев.
- Нету у меня никакой информации, нету! - рыдал Гуткин. - Что знал, все сказал Константину. Как на духу! Вот те крест! - В запарке и полной забывчивости Гуткин сделал попытку перекреститься, дернул правой рукой и визгливо застонал от боли.
- Какой крест, Боб? - изумился Константин. - Ты же иудей!
- Мой папашка - выкрест, - облегченно (боль утихла) сообщил Гуткин. И я - крещеный.
- Дела! - еще раз удивился Константин, но Махов не отвлекся:
- Допустим, вы перекрестились. Я должен вам верить, Борис Матвеевич? Вы правду говорите? До дна?
- Как я могу заставить вас поверить мне? Как? - в отчаянии воскликнул Гуткин и всхлипнул.
- Что ж, тогда вам бояться нечего. - Махов решительно поднялся с табуретки и, подтянув рукав, поглядел на часы.- Уложились в девять минут. Пошли, Жора.
- А что же мне делать? - требовательно спросил продюсер.
- Выздоравливать, - посоветовал Махов. - Вам ничего не грозит.
И двинулся к двери, приобняв Сырцова за плечи.
- Костя, не уходи! - взмолился Гуткин.
- Не уйду, не уйду, - успокоил его Константин и уже третьим по счету пристроился на табурете.
- Спустимся пешком, - предложил Махову Сырцов. - Ты мне раненую картину покажешь...
Пуля попала в трубу бело-черного буксирчика, Сырцов попытался просунуть в дырку мизинец, но мизинец в дырку не пролезал. Сырцов почему-то огорчился.
- Расскажи про Субботина.
Они стояли на площадке между седьмым и шестым этажом. Их голоса гулко отдавались в лестничной шахте. Махов негромко сказал:
- Липа.
- Что - липа?
- Случайное самоубийство - липа. Он не падал с балкона.
- Доказательства есть?
- Сугубо медицинские. Перебиты кости, расколот череп - все как при падении с высоты. Но на кожном покрове нет следов встречи тела с асфальтом, на который он будто бы упал. И на штанах нет, и на рубахе. Так-то, Жора.
- Та-ак, - как попугай, повторил за ним Сырцов, соображая. - Так-то... Надо полагать, его предварительно откуда-то скинули упакованного в мешок, а потом подбросили под балкон. По-другому не выходит, Леня.
- Именно, - согласился Махов. - Его перед тем, как сбросить, пытали. Медики уже установили, что почки смещены, печень многократно повреждена. Такие травмы при падении исключены. Сверху ничего, а внутри все отбито. Длинненьким таким мешочком с песком, скорее всего, прохаживались.
- Пошли, - поморщившись, сказал Сырцов, и они в ногу зашагали по мягким бордовым ступеням. На ходу Сырцов спросил:
- Как ты думаешь, на кой хрен устроена здесь эта липа?
- Продолжение из серии акции устрашения. После взрыва на кладбище ликвидация Генриха-Федора, убийство Субботина, покушение на Гуткина. Мно гочисленно и разнопланово. Поди, мол, разберись, что в этой цепи главное.
- Но здешняя липа уж больно липовая. - Сырцов провел рукой по перилам, посмотрел на ладонь, проверяя, вытирают ли перила в этом богатом заведении, убедился, что вытирают, но все же отряхнул ладонь от невидимой пыли двумя шлепками о брюки. - Кто же такое ночью делает? Днем народу снует много, под видом врача и машинку с глушителем. Тихо, незаметно, культурно, никого не беспокоя. А тут без разведки, один в полном безлюдье. Он что, Леня, нас за дураков держит?
- Он засуетился, Жора.
- Скорее, задергался, - поправил полковника Сырцов. - Чует - подходим.
* * *
В половине одиннадцатого Сырцов еще спал. Он лежал на животе, широко раскинув руки по тахте, обнаженный, сбросив легкое одеяло. Ему было жарко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128