- Вы поможете ей раздеться, Берта Григорьевна? - спросил Константин.
- Не желаю раздеваться! - завопила Дарья. - Хочу спать одетой!
- Тогда спи, - поймал ее на пьяном слове Сырцов, потрепал по щеке (она щекой попыталась придержать эту ладонь, не удалось), отошел к двери и пригласил:
- Пойдемте, Константин.
- Пойдемте, - согласился тот. - Но куда?
- К роялю, - уточнил Сырцов.
- И то хорошо, что не к барьеру, - заметил Ларцев.
Прихватив по пути чистые стаканы, Сырцов сдвинул использованные к стене. Стаканы беззвучно заскользили по зеркальному черному полю. Разлил:
- Что же, приступим к музицированию.
- Я за рулем.
- И я за рулем.
- Я отсюда прямо на базу. А тут недалеко, - размышлял вслух Константин. - И можно местными дорогами.
- А я у Деда заночую.
- Тогда о чем мы, собственно, говорим? - удивился Константин, поднял стакан и признался: - Георгий, мне надоело выкать.
- На "ты", - все понял Сырцов и чокнулся с ним. - Будь здоров, Костя.
- И ты будь здоров. - Выпили. Передохнув, Константин заговорил о главном: - Дашка-то сегодня веселая.
- Она пьяная, Костя.
- Когда она по-настоящему пьяна, она грустная, Жора. Господи, хоть бы она в тебя влюбилась!
- Это зачем же? - испугался Сырцов.
- Чтобы не сойти с ума от одиночества.
- А ты на что?
- Нет человека более близкого и более далекого, чем бывший муж или бывшая жена. Он может прибежать, чтобы помочь тебе подняться, но он не может идт и с тобой рядом, потому что его дорога в другую сторону.
- Мудрено.
- Ты ей очень нравишься, Жора. Уж поверь мне.
- Допустим, поверил. Допустим, и она мне нравится. Дальше что?
- А дальше - как сложится, - решил Константин и разлил по второй.
- Никак не сложится, - махнул рукой Сырцов. - За Дарью, чтоб ей было хорошо.
- Зачем звал? - жуя печенье, невнятно спросил Константин. - Не выпить же?
- И выпить.
- А еще зачем?
- У меня две руки, Костя. И мне их не хватает. Ты можешь мне помочь?
- Это смотря как.
- Обыкновенно. Я скажу, что надо делать, а ты исполнишь.
- А в чем, собственно, заключается твое дело?
- Есть такая пословица: хуже нет, чем ждать да догонять. Мое дело ждать и догонять.
- А я что должен делать: ждать мне или догонять? Чего ждать и кого догонять?
- Догонять, Костя. А кого - я укажу.
13
В их близости она была сверху и, вдохновенно трудясь над ним, опускалась, нежно принимая его в себя, не до конца - так, чтобы его наслаждение было абсолютно чистым, не нарушаемым толчками тяжелых ее ягодиц. По сделавшемуся вдруг несчастным его лицу она поняла, что он кончает; мягко ложась на бок, а потом и на спину, вознесла его не разрываясь с ним, над собой и сделала главным в их исступленном обладании друг другом. Он все убыстрялся и убыстрялся до тех пор, пока не вскрикнул и не отпал от нее. Она приподнялась на локте, любовно и благодарно заглянула ему в лицо, и прикрыла его собой, запеленала своим бархатистым, холеным, большим, розовым телом.
- Галка, Галка, Галка, - плачуще и признательно шептал он.
Это был их день. Один из двух в неделю. Да и не день даже- только утро дня. Они приходили в так называемую деловую квартиру каждые вторник и пятницу в семь часов утра, чтобы шесть часов провести вместе. Считалось, что в эти дни Кирилл играет в теннис, а Галина плавает в бассейне.
- Галка, Галка, Галка.
Та, что была в его доме, все десять лет совместной с ним жизни обреченно разрешала изредка овладеть собой, полагая, что, ложась под него, она оказывает ему великую милость. Десять лет оно лежало под ним, нечто астенично вытянутое, и самым лучшим своим подарком ему считало жеманно произнесенное разрешение делать с ней все, что он хочет. Он делал все, она снисходительно терпела.
- Галка, Галка, Галка.
- Что, милый? Что, любимый? Что, единственный?
Она губами летуче касалась его лба, мягким языком закрывала ему глаза, крепкими зубами нежно, как щенок, кусала мочку уха.
- Что, милый? Что, любимый? Что, единственный?
Тот, кто был отцом ее детей, справлял свою половую нужду с ней исключительно в нетрезвом виде. Дыша закисающим алкоголем, он стаскивал ее с постели, ставил на четыре точки и вонзался в нее неким неживым предметом. Он мял и рвал ее груди, он шлепал ее по крутому крупу, как верховую лошадь, призывая в этой механической скачке помогать ему. И она в отвращении помогала и оборачивалась, как испу ганная кобыла, в надежде понять по глазам, когда же он закончит скачку. Но он скакал и скакал. Жесткий ворс дорогого ковра вонзался ей в ладони и колени.
Кончив, он перешагивал через нее и бухался в койку, чтобы мгновенно заснуть.
Утром у нее болело все: влагалище, груди, колени, ладони.
- Что, милый? Что, любимый? Что, единственный?
Галина поцеловала его в последний раз и встала: Кирилл в усталой неге смотрел на нее сквозь опущенные ресницы. Она улыбнулась ему и накинула на себя его рубашку: брала с собой его запах.
- Пойду завтрак приготовлю, - сказала она и в незастегнутой рубашке отправилась на кухню.
Кирилл лежал в постели, до последнего используя счастливую возможность ни о чем не думать. А когда пришли беспокоящие мысли, он встал, расправил скомканные, как в бурю, простыни и пошел к Галине.
Она резала овощи для салата. Он подошел сзади, отыскал между воротом рубахи и волосами кусочек розовой кожи и носом уткнулся в него. Пахло чистотой, французскими духами и - слегка - ее потом. Она, положив нож, повернулась к нему. Он осторожно развел полы рубашки и прикоснулся губами к соскам, и они яростно вспухли. Он поцеловал чуть влажную ложбинку меж грудями. Постепенно опускаясь на колени, он целовал дрогнувший живот, смешной выпуклый пупок, низ живота, короткие светлые волосы на лобке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128