- А ты в разных там кругах вращаешься: артисты, писатели, бизнесмены, мать их за ногу! Посоветуйся с кем-нибудь, на честных ментов выйди. Может, удастся эту лавочку прикрыть?
- Смешной ты, Толька. Это ж не с людьми, со многими миллионами в зелени бороться надо. Конечно, я здесь новичок, но пока еще не видел человека, который победил бы доллар. Да и не очень хочет кто-нибудь с ним бороться, хочется его иметь.
- Ты это серьезно?
- Серьезно. Но не про тебя и не про себя.
- Значит, из ста пятидесяти миллионов только двое непокупаемых? Ты, да я, да мы с тобой?
- Охолонь, - попросил Константин. - Про нас двоих сказал потому, то сейчас только за нас двоих и могу поручиться. Других пока не знаю.
- В общем, похвалил себя и, на всякий случай, меня, - сделал выводы из ларцевских эскапад Анатолий. - И я, загордясь, утешился. Но я не утешился, Лара. Как на духу, ты попытаешься что-нибудь сделать?
- Что-нибудь попытаюсь, - неохотно согласился Константин.
А простодушный Анатолий был рад и такому:
- По этому поводу - по пивку, начальничек!
- А Главный?
- Что Главный? Главный сегодня добрый - выиграл-то как! - Анатолий вылез в проход, крякнув ра зогнулся - тесновато с его метром девяносто было в габаритах Яка - и направился в багажное отделение за сумкой, где хранился НЗ.
...Не оправдало себя столь желанное поначалу пивко, только тяжело расслабило: ватные руки, ватные ноги, ватные мысли...
Попрощавшись с командой, отъезжавшей в шикарном мерседесовском автобусе (на этот матч игроки отбывали прямо с базы и там пришлось оставить личные заграничные лимузины), Константин с Главным отправились на стоянку, где их ожидали остывшие за тридцать шесть часов БМВ и "опель". Главный открыл дверцу БМВ и перед тем, как сесть за баранку, ревниво спросил:
- О чем с Толькой всю дорогу шептались?
- Обо всем и ни о чем, Иван Петрович, - в общем-то честно признался Константин.
- И пивком не угостили, паразиты! - посетовал Главный и бухнулся на сиденье.
- Дистанцию блюли! - крикнул Константин, но Главный вряд ли его слышал - не разогреваясь, рванул с места.
А Константину некуда было торопиться. Раскочегарил свой "опель" и неспешно покатил к Каширке, а по Каширке к Москве. Часы на приборной доске показывали семнадцать тридцать пять. Хорошие, правильные немецкие часы, но от нечего делать сверил их со своим сверхточным ручным швейцарским хронометром. И на них семнадцать тридцать пять.
- Тоска, брат, - повторил вслух Толины слова. Действительно, тоска. И еще разок, в голос, сказал себе: - "Кому повем печаль свою?"
Домой, в трехкомнатные свои, обставленные по всем европейским правилам фирмой, мертвые хоромы? В кабак, раз завтра выходной день?
Подъезжал к Москве. Глянул направо: желал полюбоваться страшным факелом над Капотней. Но в свете дня факел был нестрашный. С Варшавского шоссе на Серпуховскую и по Пятницкой. Потихоньку вспоминал родной городок. Улица Дзержинского. Поправил себя вслух:
- Большая Лубянка.
Куда же он ехал? Явно не домой. Медленно пробиваясь к Сретенке (остаточные пробки последних минут часа пик), он задал себе этот вопрос. На этот раз мысленно, потому что давно уже знал ответ на него.
На пятачке в Новых Горках он был в пятнадцать минут восьмого. Совсем неплохо для человека, вспоминавшего Москву. Час пятьдесят. Всего делов-то.
Приткнувшись к забору Дарьиной дачи, стоял кобринский "линкольн". Быстро же они его отремонтировали. Настроение совсем было испортилось, но... Но, но, но! Машину во двор не загнали, шофер Славик в ожидании за баранкой. Константин поставил свой "опель" в хвост "линкольну". Увидевший его в боковое зеркало Славик открыл дверцу и односложно поприветствовал:
- Здравствуйте... - Вероятно, забыл, как его зовут.
- Привет, - откликнулся Константин, вылезая из машины. Спросил, надеясь получить подтверждение своим дедуктивным выводам: - Надолго?
- Да нет. Михаил Семенович сказал, что на полчаса, не больше. Спешим, деловое свидание.
- Бежим, спешим! Бежим, спешим! - удовлетворенно спел Константин из "Вампуки" и, подойдя к калитке, позвонил. Он держал палец на кнопке звонка неотрывно, нахально будоража обитателей тихой дачи, и, только увидев заполошную Берту Григорьевну на крыльце, прекратил звон. А заполошная Берта, сильно прищурясь (близорукая, без старящих ее очков), издали по силуэту скорее почувствовала, чем узнала Константина. Нажала на что-то в стене дачи, и калитка отворилась.
- Костя! - восхитилась Берта и пропела: - Нам каждый гость дарован богом!
- Все поют, - раздраженно бормотал Константин, идя к крыльцу по выложенной дорогой керамической плиткой дорожке. - Берта поет, Дарья поет, я пою...
- О чем вы, Константин? - полюбопытствовала Берта, когда он в нарочито церемонном поцелуе припал к ее сдобной ручонке.
- Все, говорю, поют, - разгибаясь, ответил Константин. - Вы поете, Дарья поет. И обе - замечательно. Даже я запел. Не знаю, правда, как, но самому нравится.
- Мы-то поем, - согласилась Берта и сделала драматичное лицо. - А наша Даша не поет. Отказывается петь.
- Разберемся с Дашей! - бодро пообещал он. Настроение у него явно поднималось. - А где она?
Вопрос прозвучал уже в холле. Берта, глазами указав на ведущую на второй этаж лестницу, тихо напутствовала его:
- В музыкальном салоне. С Михаилом Семеновичем.
В некоем ритмичном танце, подобно Фреду Астеру, Константин вспорхнул по лестнице. Но в так называемом музыкальном салоне порхающий танец был явно неуместен: здесь напряженно молчали. Упершись локтями в колени и обхватив голову руками, продюсер сидел на круглом вращающемся табурете у ка бинетного рояля, а Дарья, подобрав ноги и сжавшись в комочек, притулилась в разлапистом кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128