Мой мир - настоящий - был там, наверху, в Космосе. Там не было ни
фальши, ни кривляний. Там я смотрел в лицо смерти, а она не жалует
притворщиков.
Дзанни смеялся, не желая меня понимать. Я же не мог найти слова,
чтобы объяснить ему: раздвоенность убьет меня рано или поздно. Флейта
сфальшивит, и я разобьюсь.
- Жизнь? Смерть? - изумлялся Дзанни. - О чем ты говоришься Эти
понятия оставь философам. Ты - циркач. Ты обязан уметь отрешиться от
мелочей быта и явить публике красоту искусства, несмотря ни на что. Ежели
ты этого сделать не можешь, то ты плохой артист. Ты попросту бездарен, мио
каро.
Я обморочно бледнел, когда он говорил так. Он, прищурившись, оценивал
эффект своих слов и вновь натягивал поводок:
- Впрочем, все это поправимо. Мы будем заниматься еще и еще, и я рано
или поздно выбью из тебя эту дурь. Клянусь мадонной, выбью!
Вы спросите, почтеннейшая публика, почему же при всех наших стараниях
Флейтист под куполом цирка так и не увидел света? Я вытвердил наизусть
аргументы противника и готов повторить их вам на потеху:
"В номере нету оптимизма. Если артист нам объяснит, где у него тут
оптимизм, тогда можно будет подумать. Вот и товарищ Трепыхалов это
говорил".
"Не наше это, товарищи. Ох, не наше! Вот чую нутром, что не наше, а
сказать не могу."
"Почему у артиста в руках флейта, инструмент экзотический, широкому
зрителю непонятный? Не лучше ли что-нибудь попроще? Например, барабан. Или
концертино. Концертино здесь было бы более уместно. И на этом концертине я
бы посоветовал артисту сыграть что-нибудь повеселее. Вот и товарищ
Трепыхалов сомневается."
"Почему артист работает в серебряном пиджаке? Почему у него на голове
парик? Парики, товарищи, носили до революции, а сейчас их не носят. Да
будет известно артисту, даже Бетховен уже не носил парик! Ветер революции
сорвал с него парик! А это, товарищи, Бетховен, не кто-нибудь! Вот и
товарищ Трепыхалов так думает."
"Товарищи! Дорогие товарищи! На наших глазах совершается
преступление! Наш, советский артист, комсомолец - и вдруг работает без
страховки! Это что - буржуазный авантюризм? Игра на темных инстинктах
нашего советского зрителя? Вот и товарищ Трепыхалов давеча высказал
сомнение. Это что такое - просто недомыслие или сознательное протаскивание
чуждой нам идеологии?! Товарищ Похвиснев, одумайтесь, пока не поздно! Вы
еще молодой человек и, верю, не совсем испорченный."
"А я вообще ничего не понял. И товарищ Трепыхалось говорит - не
смешно".
...Словом, это была не жизнь, а долгая судорога. Я хотел вырваться из
бредового плена и начал совершать нелепые поступки, не принесшие ни
радости, ни облегчения. Назло Дзанни женился. Жена - блондинка (имени не
помню), дрессировщица болонок. Переехал жить к ней в однокомнатную
квартиру. Вместе с нами там жили шесть любимых болонок. Ели они за одним
столом со мной, гадили где попало. Жена без конца тискала их и сюсюкала
так, что тошнота подступала к горлу. Но я терпел все, зная, что Дзанни
неприятен этот брак и ненавистна моя строптивость.
Семейная жизнь прервалась внезапно. И это тоже сделал Дзанни, но не
сам, а с помощью Машетты. Он знал, что девочка имеет на меня влияние.
Машетта предприняла кавалерийскую атаку. Она явилась ко мне домой и с
порога оскорбила болонок. Жена взъярилась. Когда скандал достиг апогея,
Машетта цепко взяла меня за руку и повелительно сказала: "Пойдем отсюда,
Флейтист. Это не женщина - зверь". Я с тайной радостью покинул ненавистный
дом.
Наше примирение с Дзанни длилось, увы, долго. Я капитулировал по всем
фронтам и честно соблюдал условия сдачи. Мы еженощно репетировали мой
номер и мирно жили в одной квартире. Теплая семейная атмосфера могла
обмануть лишь человека, плохо знающего Дзанни. А я, как неизбежности, ждал
расплаты за своенравие.

...Бывают моменты в жизни человека, быть может, и не самые страшные,
но болезненные, мучительные настолько, что память старается их обойти.
Есть такое постыдное воспоминание и у меня. Почтеннейшая публика знает,
верно, что такое чичисбей. Я мог бы выразиться проще: любовник, сожитель,
но это звучит слишком обыденно. Чичисбей - слово более ридикюльное,
пакостное, поэтому я выбираю его. Оно идеально отражает мою роль в
маленькой пьеске, которую срежиссировал Дзанни. Сверхзадача маэстро была
проста - сделать своему любимому ученику "паблисити" с помощью видного
театрального критика, фамилии которого сейчас не помню. Он был весьма
похож на скунса - не только внешним обликом, но и своим духовным миром.
У скунса имелась жена, скунсиха лет пятидесяти. Для характеристики
этой женщины могу сказать одно - она носила нижнее белье "Триумф"
оранжевого цвета. В определенных кругах было известно, что путь к сердцу
критика лежит через спальню его супруги. Дзанни в простых, общедоступных
выражениях обрисовал мне ситуацию и примерный план действий. Здесь я слышу
ханжеские восклицания дам из публики: "Как вы могли пойти на это! Какой
позор!" Что ж, есть у нас еще такие высоконравственные женщины, и это
радует. Представьте, мадам, Дзанни меня уговорил. И, кроме гадливости,
скажу вам честно, я чувствовал интерес, низменный, поганенький, острый.
Приятно удивленный согласием, Дзанни придумал мне достаточно
привлекательную внешность: белоснежный костюм из рытого бархата, что было
модно в те годы, шейный платок, завязанный а ля Гейне, и, как последний
гениальный мазок, завершающий общую гармонию, бакенбарды в форме
аккуратных полумесяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26