— переспросил Лебенталь.
— Да…
— В Америке? И вернулся обратно?
— Это было двадцать пять лет назад.
— Ты вернулся?.. — Лебенталь не сводил с Агасфера глаз. — Нет, вы слышали такое?
— Меня потянуло на родину. В Польшу.
— Знаешь что… — Лебенталь не договорил. Для него это было слишком.
Глава двадцатая
К утру небо немного прояснилось. Лениво забрезжил серый, мглистый день. Молнии прекратились, но где-то далеко, за лесом, все еще громыхало, глухо и сердито.
— Странная гроза, — заметил Бухер. — Обычно, когда гроза кончается, грома не слышно, а зарницы еще видно. А тут наоборот.
— Может, она возвращается, — откликнулся Розен.
— С какой стати?
— У нас дома грозы иногда целыми днями среди гор бродят.
— Здесь нет горных котловин. А горы — только на горизонте, да и те невысокие.
— Слушай, у тебя что, нет других забот? — вмешался Лебенталь.
— Лео, — спокойно ответил Бухер. — Ты лучше думай о том, как бы нам что-нибудь на зуб положить — хоть старый кожаный ремень, что ли!
— А еще какие будут поручения? — спросил Лебенталь, выдержав паузу удивления.
— Никаких.
— Чудесно. Тогда думай, что болтаешь! И добывай себе жратву сам, молокосос! Это же надо — такое нахальство!
Лебенталь попытался презрительно сплюнуть, но во рту у него пересохло, и вместо слюны из рта вылетела его вставная челюсть. Он успел поймать ее налету и вставил обратно.
— Вот она ваша благодарность за то, что я каждый день рискую ради вас своей шкурой, — сердито проворчал он. — Одни упреки и приказания! Скоро уже, наверное, и Карел начнет мной командовать!
К ним подошел 509-й.
— Что у вас тут такое?
— Спроси вот этого, — показал Лебенталь на Бухера. — Отдает приказы. Я бы не удивился, если бы он сказал, что хочет быть старостой блока.
509-й взглянул на Бухера. «Он изменился. — подумал он. — Я и не заметил, как он изменился».
— Ну так что у вас случилось? — спросил он еще раз.
— Да ничего. Мы просто говорили о грозе.
— А какое вам дело до грозы?
— Никакого. Мы просто удивились, что все еще гром греми. А молний давно нет. И туч тоже.
— Да-да, вот это проблема: гром гремит, а молний нет!.. Гойим нахес! — проскрипел Лебенталь со своего места. — Сумасшедший!
509-й посмотрел на небо. Оно было серым и как будто безоблачным. Потом он вдруг прислушался.
— Гремит и в самом де… — он замер на полуслове и весь обратился в слух.
— Еще один! — фыркнул Лебенталь — Сегодня все сумасшедшие — договорились, что ли?
— Тихо! — резко прошипел 509-й.
— И ты туда же…
— Тихо! Черт побери! Лео, помолчи!
Лебенталь умолк. Заметив, что тут что-то не так, он стал наблюдать за 509-м, который напряженно вслушивался в далекое громыхание. Остальные тоже замолчали и прислушались.
— Да ведь это же… — произнес наконец 509-й медленно и так тихо, словно боялся спугнуть то, о чем думал. — Это не гроза. Это… — Он опять прислушался.
— Что? — Бухер подошел к нему вплотную. Они переглянулись и стали слушать дальше.
Громыхание то становилось чуть громче, то куда-то проваливалось.
— Это не гром, — заявил 509-й. — Это… — Он помедлил еще немного, затем огляделся вокруг и сказал, все так же тихо:
— Это артиллерия.
— Что?
— Артиллерийская стрельба. Это не гром.
Все молча уставились друг на друга.
— Вы чего? — спросил появившийся Гольдштейн.
Никто ему не ответил.
— Вы что, языки отморозили?
Бухер повернулся к нему.
— 509-й говорит, что слышит артиллерийскую стрельбу. Значит, фронт уже недалеко.
— Что? — Гольдштейн подошел ближе. — В самом деле? Или вы выдумываете?
— Кому охота шутить такими вещами?
— Я имею в виду: может, вам просто показалось?
— Нет, — ответил 509-й.
— Ты что-нибудь понимаешь в артиллерийской стрельбе?
— Да.
— Боже мой… — Лицо Розена исказилось. Он вдруг завсхлипывал.
509-й продолжал вслушиваться.
— Если ветер переменится, будет слышно еще лучше.
— Как ты думаешь, где они сейчас уже могут быть?
— Не знаю. Может, в пятидесяти, а может, в шестидесяти километрах. Не дальше.
— Пятьдесят километров… Это же совсем недалеко.
— Да. Это недалеко.
— У них же, наверное, есть танки. Для них это не расстояние. Если они прорвутся — как ты думаешь, сколько им может понадобиться дней?.. Может, всего один день?.. — Бухер испуганно смолк.
— Один день? — откликнулся эхом Лебенталь. — Что ты там говоришь? Один день?
— Если прорвутся. Вчера мы еще ничего не слышали. А сегодня уже… Завтра, может, будет еще слышнее. А еще через день — или через два…
— Молчи! Не говори таких вещей! Не своди людей с ума! — закричал вдруг Лебенталь.
— Это вполне возможно, Лео, — сказал 509-й.
— Нет! — Лебенталь закрыл лицо руками.
— Как ты думаешь, 509-й? — Бухер повернул к нему мертвенно-бледное, дрожащее от волнения лицо. — Послезавтра, а? Или через несколько дней?
— Дней! — повторил Лебенталь и бессильно опустил руки. — Да разве такое возможно, чтобы всего лишь — дней? Годы! Вечность! А вы вдруг говорите — дней! — Он подошел ближе. — Не врите! — прошептал он вдруг. — Я прошу вас, не врите!
— Кто же будет врать, когда речь идет о таких вещах!
509-й обернулся. Прямо за спиной у него стоял Гольдштейн. Он улыбался.
— Я тоже слышу, — проговорил он. Глаза его становились все шире и темней. Он улыбался, шевелил руками, переступал с ноги на ногу, словно в танце. Потом улыбка сошла с его лица, и он упал на живот, вытянув вперед руки.
— Потерял сознание, — сказал Лебенталь. — Расстегните ему куртку. Я схожу за водой. В водостоке еще, наверное, осталось немного после дождя.
Бухер, Зульцбахер, Розен и 509-й перевернули Гольштейна на спину.
— Может, позвать Бергера? — предложил Бухер. — Он может встать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124