Четверо заключенных подняли Бухера и 509-го с земли.
— Сюда! Быстро! — зашептал им рыжий писарь. — Подальше от мертвяков. Сюда!
— Да они же почти готовы, — сказал один из четверых.
— Заткнись! Давай живей!
Они оттащили их от стены. Писарь склонился над ними, приложил ухо к груди 509-го, потом Бухера.
— Они еще живы. Тащите носилки! Быстро! — сказал он, озираясь по сторонам. Он опасался, как бы случайно не появился Вебер и не приказал их повесить. Он дождался, пока принесли носилки. Это были кое-как сколоченные грубые доски, на которых обычно переносили трупы.
— Кладите их на носилки! Быстрее!
У ворот и вокруг крематория всегда было опасно. Здесь постоянно болтались эсэсовцы, и в любую минуту мог появиться шарфюрер Бройер. Он очень не любил отпускать заключенных живыми из бункера. Приказ Нойбауера был выполнен, 509-го и Бухера выпустили из бункера, и они автоматически снова превратились в дичь. Каждый мог сорвать на них зло, не говоря уже о Вебере, для которого было бы просто делом чести угробить их, если бы он случайно узнал, что они еще живы.
— Что за ерунда! — проворчал один из носильщиков. — Тащить их через весь лагерь, чтобы завтра их опять отправили сюда. Они же не протянут и двух часов.
— Какое твое собачье дело, идиот! — вдруг злобно зашипел на него писарь. — Берись за ручки и вперед! Есть среди вас хоть один нормальный человек или нет?
— Есть, — сказал другой носильщик, постарше, берясь за носилки, на которых лежал 509-й. — А что с ними случилось? Что-нибудь особенное?
— Они из 22-го барака. — Писарь посмотрел по сторонам и подошел вплотную к носильщику. — Эти двое позавчера отказались подписать бумагу.
— Какую бумагу?
— Заявление о добровольном согласии для врача-лягушатника. Остальных он забрал с собой.
— Как?.. И после этого их не повесили?
— Нет. — Писарь шел рядом с носилками. — Их надо отправить обратно в барак. Приказ коменданта. Так что шевелитесь, ребята, пока этот приказ кто-нибудь не отменил.
— Ах вот оно что! Понимаю…
Пожилой носильщик вдруг зашагал так широко, что чуть не сшиб своего напарника.
— Ты что, спятил? — обозлился тот.
— Нет. Давай-ка сначала поскорее унесем их отсюда подальше. Потом я тебе все объясню
Писарь отстал. Четверо носильщиков шагали молча и сосредоточенно. Они почти бежали, пока наконец административный корпус не остался позади. Солнце клонилось к горизонту. 509-й и Бухер просидели в бункере на полдня дольше, чем было приказано. Бройер не смог лишить себя этого маленького удовольствия.
Передний носильщик обернулся:
— Ну так в чем дело? Это что, какие-нибудь важные птицы?
— Нет. Это двое из тех шестерых, которых Вебер в пятницу забрал из Малого лагеря.
— А что с ними делали? Похоже, что их просто избили.
— Это само собой. Потому что они отказались идти с капитаном медслужбы, который приходил вместе с Вебером. Из опытной лаборатории где-то поблизости от города, говорит рыжий писарь. Он уже не в первый раз берет людей из лагеря.
Напарник удивленно присвистнул:
— Мать честная! И после этого они еще живы?..
— Как видишь.
Первый покачал головой:
— А после бункера их еще и отправляют обратно в барак? И не на виселицу? Что это случилось? Такого я давно не видал!
Они приблизились к первым баракам. Было воскресенье. Рабочие команды, которые целый день работали, только что вернулись в лагерь. На дорожках было полно заключенных. Через минуту все уже были в курсе дела.
В лагере знали, зачем увели тех шестерых. Знали и то, что 509-й с Бухером угодили в бункер; это стало известно через писарей, но об этом моментально забыли. Никто не ожидал их увидеть живыми. И вот они возвращаются. И даже те, кому неизвестны были подробности, могли убедиться, что возвращаются они не потому, что оказались непригодными, — иначе бы они сейчас не были так похожи на отбивные.
— Пусти-ка. Я помогу тебе, — сказал кто-то из толпы заднему носильщику. — Вдвоем сподручнее.
Он взялся за одну ручку носилок. Его примеру последовал еще один, и через миг каждые носилки несли уже по четыре человека. В этом не было никакой необходимости, 509-й и Бухер весили очень мало. Но заключенным хотелось хоть что-нибудь сделать для них, а ничего другого в эту минуту они сделать не могли. Они несли их так бережно, словно те были из стекла. А впереди, далеко опережая их, летела неслыханная весть: двое, отказавшиеся выполнить приказ, возвращаются живыми. Двое из Малого лагеря. Двое из бараков полуживых мусульман. Никто не знал, что 509-й и Бухер были обязаны своим спасением лишь очередной причуде Нойбауера. Да это было и неважно. Важно было только то, что они отказались и вернулись живыми.
Левинский стоял перед бараком 13 уже задолго до того, как показались носилки.
— Это правда?
— Правда. Вот они. Или не они?
Левинский подошел ближе и склонился над носилками.
— Кажется… Да, это он, тот, с которым я разговаривал. А те четверо? Умерли?
— В бункере были только эти двое. Писарь говорит, остальные уехали с Визе. А эти — нет. Эти отказались.
Левинский медленно выпрямился и увидел рядом с собой Гольдштейна.
— Отказались. Ты мог себе такое представить?
— Нет. А от тех, что в Малом лагере, тем более никак не ожидал.
— Я не о том. Я имею в виду, что их отпустили.
Гольдштейн и Левинский молча смотрели друг на друга. К ним подошел Мюнцер.
— Похоже, наши герои тысячелетнего рейха раскисли, — сказал он.
— Что? — повернулся к нему Левинский. Мюнцер высказал именно то, о чем они с Гольдштейном подумали. — С чего ты это взял?
— Распоряжение самого старика, — ответил Мюнцер. — Вебер хотел их повесить.
— Откуда ты это знаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124