— Сегодня ночью умрет шесть наших. Они лежат справа от двери. Когда они умрут, мы можем их вынести и по очереди спать на их местах.
— Как ты узнаешь в темноте, умерли они или нет?
— Очень просто. Если наклониться к лицу совсем близко, сразу услышишь — дышит или нет.
— Пока мы их вытаскиваем, их места уже сто раз займут, — возразил 509-й.
— Так я же и говорю! — увлеченно подхватил Карел. — Как только кто-нибудь умрет, я приду и скажу вам, и кто-нибудь из вас сразу же ляжет на его место, а его мы вынесем!
— Хорошо, Карел, — согласился Бергер, — подежурь.
Становилось все прохладнее. Из барака то и дело доносились какие-нибудь звуки: заключенные стонали, бормотали, испуганно вскрикивали во сне.
— Боже мой, — произнес Зульцбахер, обращаясь к 509-му. — какое счастье! Мы ведь думали, что это лагерь смерти. Хоть бы они не отправили нас дальше!..
509-й не отвечал. «Счастье… — повторил он мысленно. — А ведь действительно…»
— Расскажи, как вас гнали, — попросил через некоторое время Агасфер.
— Они расстреляли всех, кто не мог идти. Нас было три тысячи…
— Это мы знаем. Ты уже говорил это не раз.
— Да… — вяло подтвердил Зульцбахер.
— Что вы видели по дороге? — спросил 509-й. — Что делается в стране?
Зульцбахер задумался.
— Позавчера нам повезло — вечером было вдоволь воды, — произнес он, наконец. — Люди иногда давали нам что-нибудь. Иногда нет. Нас было слишком много.
— Один парень ночью принес нам четыре бутылки пива, — вставил Розен.
— Да я не это имею в виду! — нетерпеливо перебил их 509-й. — Как выглядят города? Разрушены?
— Мы шли не через города. Мы их всегда обходили.
— Ну хоть что-нибудь вы видели?..
Зульцбахер посмотрел на 509-го.
— Что можно увидеть, если ты еле ноги передвигаешь, а сзади стреляют?.. Поездов мы не видели.
— А почему ваш лагерь закрыли?
— Фронт был уже близко.
— Да?.. А еще что вы знаете о фронте? Ну говори же! Говори! Где находится Ломе? Сколько километров от Рейна? Далеко?
У Зульцбахера слипались глаза, он отчаянно боролся со сном.
— Да… Порядочно… Километров пятьдесят… а может, семьдесят… Завтра… поговорим… Спать… хочу… — голова его упала на грудь.
— Примерно семьдесят километров, — сказал Агасфер. — Я там был.
— Семьдесят? А отсюда? — 509-й принялся вычислять расстояние между их лагерем и Ломе. — Двести — двести пятьдесят…
Агасфер покачал головой:
— 509-й, ты все время думаешь о километрах… А ты хоть раз подумал о том, что они могут сделать с нами то же самое — лагерь закрыть, всех построить и по этапу… Только куда? А что будет с нами?.. Мы же не можем идти.
— Тем, кто не может идти — пуля в затылок!.. — встрепенувшись, выпалил Розен и в то же мгновенье опять заснул.
Все молчали. Так далеко в будущее они еще не заглядывали. Теперь оно само вдруг повисло над ними, словно жуткая, грозовая туча. 509-й неотрывно смотрел, как громоздятся друг на друга серебряные облака в темном небе. Потом перевел взгляд на тускло поблескивающую дорогу в долине. «Не надо было отдавать им баланду… — мелькнуло у него в мозгу. — Мы должны копить силы для марша, если погонят по этапу. Хотя — от одной миски баланды не разжиреешь; этих „калорий“ хватило бы на каких-нибудь пять минут ходьбы. А их гнали пять дней подряд…»
— Может, они не будут расстреливать тех, кто останется?.. — произнес он вслух.
— Конечно, нет, — лениво съязвил Агасфер. — Они выдадут им новую одежду, накормят их на прощанье мясом и помашут ручкой…
509-й посмотрел на него. Лицо старика оставалось невозмутимым. Его уже трудно было чем-нибудь испугать.
— Лебенталь идет, — сказал Бергер.
— Лео, ну что там слышно, в Большом лагере? — спросил 509-й Лебенталя, когда тот подсел к ним.
— Они хотят сбыть с рук как можно больше новеньких. Левинский узнал об этом от рыжего писаря. Как они их собираются «сбывать с рук», пока неизвестно. Ясно только, что они постараются это сделать как можно быстрее. Чтобы легче было списать трупы: «последствия длительного марша при переброске в другой лагерь» — и дело с концом.
Кто-то из вновь прибывших закричал во сне, всплеснув руками, и тут же вновь захрапел с широко открытым ртом.
— Так значит, в расход пойдут только новенькие, или?..
— Левинский и сам не знает. Но он велел передать, чтобы мы были осторожны.
— Да, нам надо быть осторожными. — 509-й помолчал немного. — Это значит, что мы должны держать язык за зубами. Он ведь это имеет в виду, а?
— Конечно. А что же еще?
— Если мы предупредим новеньких, они затаятся, — заявил Майер. — И если эсэсовцам понадобится определенное количество трупов, они не станут долго гоняться за новенькими, а сделают трупы из нас.
— Верно. — 509-й посмотрел на Зульцбахера, который спал, тяжело уронив голову на плечо Бухера. — Что будем делать? Помалкивать?
Это было тяжелое решение. Если эсэсовцы действительно устроят охоту на вновь прибывших и не наберут нужного количества жертв, они вполне могут наведаться в «отделение щадящего режима». Тем более что новенькие покрепче, чем обитатели Малого лагеря.
Они долго молчали.
— Какое нам до них дело? — сказал наконец Майер. — Мы должны в первую очередь думать о себе.
Бергер тер воспаленные глаза. 509-й теребил свою куртку. Агасфер повернулся к Майеру. В глазах его на секунду отразился бледный свет луны.
— Если нам нет дела до них, — сказал он, — то и до нас тоже никому нет дела.
Бергер поднял голову.
— Ты прав.
Агасфер не ответил. Он спокойно сидел у стены; его старый, высохший череп с глубоко запавшими глазами, казалось, знал что-то такое, чего не мог знать никто, кроме него.
— Мы скажем только этим двум, — кивнул Бергер на Зульцбахера и Розена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124