— Может, кто-нибудь сбежал? В Большом лагере? — высказал предположение Бухер. — И они идут по следу?
— Будем надеяться, что нет.
Каждый знал, что в противном случае весь лагерь будет построен на плацу, и никто не уйдет оттуда, пока не вернут обратно беглецов — живых или мертвых. Это означало бы десятки лишних трупов и тщательный осмотр всех бараков. Поэтому Левинский и накричал на Майерхофа.
— Зачем им сейчас — бежать? — усомнился Агасфер.
— А почему бы и нет? — вновь подал голос Майерхоф. — Каждый день…
— Успокойся, — оборвал его Бергер. — Ты восстал из мертвых и спятил на этой почве. Возомнил себя Самсоном! Да ты не смог бы уйти даже на полкилометра!
— Может, Левинский сам смылся. Причин у него хватает. Побольше, чем у других.
— Ерунда! Он не побежит.
Зенитки смолкли. В тишине послышались команды и топот множества ног.
— Может, нам лучше исчезнуть в бараке? — предложил Лебенталь.
— Верно. — Бергер поднялся. — Все из секции «В» — в барак! Гольдштейн, ты проследи, чтобы все забились куда-нибудь подальше. Хандке наверняка вот-вот появится.
— Эсэсовцы, конечно, все живы и здоровы, — проворчал Лебенталь. — Эти всегда выходят сухими из воды. А пару сотен наших вполне могло разорвать на куски.
— А может, это уже идут американцы? — сказал вдруг кто-то из тумана. — Может, это уже — пушки?
На миг все замолчали.
— Заткнись ты! — рассердился Лебенталь. — Сглазишь еще!
— Давай, пошли, кто еще ползает! Сейчас наверняка будет поверка.
Они забрались в барак. При этом поднялась почти такая же паника, как в начале бомбежки. Многие вдруг испугались, что другие, кто порасторопнее, займут их места. Особенно те, у кого были места на нарах. Они кричали слабыми, хриплыми голосами и яростно пробивались вперед, спотыкаясь и падая. Барак даже теперь был переполнен. Места в нем едва хватало для трети всех значившихся в списках. Часть людей, несмотря на все призывы товарищей, осталась лежать снаружи. У них после пережитых волнений уже не было сил даже для того, чтобы хотя бы ползком вернуться в барак. Паника выплеснула их вместе с другими на улицу, и теперь они беспомощно лежали на земле, словно выброшенные на песок рыбы. Ветераны дотащили нескольких из них до барака. В тумане они не сразу заметили, что двое уже мертвы. Эти двое были в крови. Они погибли от выстрелов.
— Тихо!.. — Сквозь белое клубящееся марево послышались чьи-то твердые шаги. «Мусульмане» так не ходили.
Шаги приблизились и затихли перед самой дверью. В двери показалась голова Левинского.
— Бергер, — позвал он шепотом. — Где 509-й?
— В двадцатом. Что случилось?
— Выйди-ка на минуту.
Бергер направился к двери.
— 509-му больше нечего бояться, — произнес Левинский отрывистой скороговоркой. — Хандке мертв.
— Мертв? Что — бомба?
— Нет. Просто мертв.
— Как это произошло? Он что — попался эсэсовцам под горячую руку, в тумане?
— Он попался нам под горячую руку. Еще вопросы есть?.. Главное, что с ним покончено. Он был опасен. Туман нам очень помог. — Левинский помолчал. — Ты его еще увидишь, в крематории.
— Если выстрел был сделан с малого расстояния, то на коже остались следы пороха и ожог.
— Это был не выстрел… Заодно, под шумок, прикончили еще двух шишек, из самых опасных. Один — из нашего барака. Выдал двух человек.
Раздался сигнал отбоя воздушной тревоги. Туман тяжело вздымался и рвался на части. Казалось, будто его изрешетили осколки бомб. Одна за другой заголубели чистые полыньи неба. Туман вокруг них засеребрился, и через минуту солнце наполнило его белым, холодным сиянием. Из этой зыбкой белизны медленно росли черные, похожие на эшафоты, пулеметные вышки.
Вновь послышались чьи-то шаги.
— Тихо!.. — шепнул Бергер. — Левинский, входи! Прячься скорей!
Они вошли внутрь и закрыли за собой дверь.
— Идет один человек, — произнес Левинский. — Значит, опасности нет. — Они уже неделю не ходят поодиночке. Боятся.
Кто-то осторожно приоткрыл дверь.
— Левинский здесь?
— Чего тебе?
— Иди сюда быстрее! Я принес…
Левинский скрылся в тумане.
Бергер огляделся по сторонам.
— А где Лебенталь?
— Пошел в 20-й. Рассказать 509-му.
Вернулся Левинский.
— Ты не узнал, что там случилось? — спросил Бергер.
— Узнал. Давай выйдем.
— Ну?..
Левинский медленно улыбнулся. Размытое туманом влажное лицо его — зубы, глаза, широкий нос с трепещущими ноздрями — проступало все отчетливее.
— Рухнула часть эсэсовской казармы, — сказал он. — Есть убитые и раненые. Пока не знаю, сколько. В 1-м бараке погибло несколько человек. Повреждены арсенал и вещевой склад. — Он с опаской огляделся вокруг. — Нам нужно кое-что спрятать. Может быть, только до вечера. Нам кое-что перепало. Жаль, времени было маловато. Каких-нибудь несколько минут, пока не вернулись эсэсовцы.
— Давай сюда, — быстро проговорил Бергер.
Они встали вплотную друг к другу. Левинский сунул Бергеру увесистый сверток.
— Из склада с оружием, — шепнул он. — Спрячь его в своем углу. У меня есть еще один. Мы спрячем его в дыре под койкой 509-го. Кто там теперь спит?
— Агасфер, Карел и Лебенталь.
— Ладно… — Левинский все еще сопел от возбуждения. — Сработали они быстро. Сразу бросились туда, как только взорвалась бомба. Стену оружейного склада пробило, а эсэсовцев не было. Когда они вернулись, наших уже и след простыл. Они стащили еще кое-что. Но это мы спрячем в тифозном бараке. Равномерное распределение риска, понимаешь? Вернеровский принцип.
— А эсэсовцам не бросится в глаза, что чего-то не достает?
— Может быть. Поэтому мы и решили ничего не оставлять в рабочем лагере. Мы взяли не так уж много, а кроме того — там сейчас сам черт ногу сломит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124