Нойбауер вдруг легко и плавно, без отрыжки, начал блевать под дерево, стоявшее посреди нарциссов. «Это пиво… — пробормотал он. — Пиво с водкой. Не пошло…» Он покосился в сторону калитки. Альфред не мог его видеть. Он еще постоял немного, чувствуя, как просыхает на ветру пот, и медленно пошел к машине.
— В бордель, Альфред.
— Куда, господин оберштурмбаннфюрер?
— В бордель!! — взорвался вдруг Нойбауер. — Ты что, забыл немецкий язык?
— Бордель закрыт. Там сейчас лазарет.
— Ну тогда поехали в лагерь.
Он сел в машину. Конечно, в лагерь. Куда ему еще ехать?
— Что вы скажете по поводу нашего положения, Вебер?
Вебер равнодушно взглянул на него.
— Прекрасное положение.
— Прекрасное? В самом деле? — Нойбауер потянулся за сигарами, но вспомнил, что Вебер не курит сигар. — К сожалению, не могу вас угостить сигаретами. Была где-то пачка, а теперь пропала. Черт его знает, куда я ее засунул.
Он недовольно покосился на забитое досками окно. Стекло лопнуло во время бомбежки, а новое было не достать. Он не знал, что его сигареты, украденные в момент всеобщей неразберихи, через рыжеволосого писаря и Левинского перекочевали к ветеранам 22-го блока в виде хлеба. Им хватило этого хлеба на целых два дня. К счастью, его тайные записи на месте — все его гуманные распоряжения, которые каждый раз превратно истолковывались Вебером и его помощниками. Он украдкой наблюдал за Вебером со стороны. Лагерфюрер казался совершенно спокойным, хотя грехов у него было хоть отбавляй. Взять хотя бы эти последние казни в подвале крематория…
Нойбауера вдруг опять бросило в жар. У него было алиби. Даже двойное. И все же…
— Что бы вы стали делать, Вебер, — сказал он задушевно, — если бы на какое-то время, из тактических соображений — вы понимаете! — ну, скажем… чтобы выиграть время, в общем, если бы противник на короткий период оккупировал страну, что, разумеется — прибавил он поспешно, — как уже не раз доказывала история, еще вовсе не означало бы поражения?
Вебер слушал его с едва уловимым оттенком усмешки.
— Для таких, как я, работа всегда найдется, — ответил он деловито. — Мы еще поднимемся, пусть даже под чужими именами. А по мне — хоть коммунистами. Пару лет теперь не будет национал-социалистов. Все станут демократами. Это не страшно. Я, наверное, где-нибудь когда-нибудь буду работать в какой-нибудь полиции. Скорее с чужими документами. А потом все начнется сначала.
Нойбауер ухмыльнулся. Уверенность Вебера вернула ему его собственную уверенность.
— Неплохо. Ну, а я? Как, по-вашему, что ждет меня?
— Я не знаю. У вас семья, господин оберштурмбаннфюрер. Вам будет труднее поменять вывеску и лечь на дно.
— В том-то и дело. — Хорошее настроение Нойбауера опять пропало. — Знаете что, Вебер, я бы хотел пройтись по лагерю, посмотреть, что там делается. Давно собираюсь.
Когда он появился в дезинфекционном блоке, в Малом лагере уже знали, что предстоит. Оружие Вернер и Левинский переправили обратно в рабочий лагерь. Только у 509-го еще оставался револьвер. Он ни за что не желал расставаться с ним и спрятал его под нарами.
Спустя четверть часа из лазарета через уборную поступило странное сообщение: обход коменданта не был очередной карательной экспедицией; тщательной проверки бараков, вопреки ожиданиям, не было. Нойбауер сегодня благоволит к своим подопечным.
Новый староста блока нервничал. Он беспрестанно кричал и командовал.
— Не кричи, — сказал ему Бергер. — Лучше от этого не будет.
— Что?
— То!
— Это мое дело — кричать или не кричать. Строиться! Выходи строиться! — Староста помчался по бараку. Те, которые еще могли ходить, собрались перед бараком.
— Это не все! Где остальные?
— Мертвецам тоже строиться?
— Закрой пасть! Все на построение! Вынести лежачих больных!
— Послушай-ка. Никто не говорил, что будет поверка. Никто не приказывал строиться. Зачем тебе понадобилось заранее строить барак?
Староста блока весь взмок.
— Я делаю то, что считаю нужным. Я староста блока. Где этот тип, который все время торчит вместе с вами? С тобой и с тобой, — он ткнул пальцем в Бергера и Бухера.
Не дожидаясь ответа, он распахнул дверь барака, чтобы самому посмотреть, кто там еще остался. Именно этого Бергер и не хотел допустить. 509-й спрятался в бараке. Ему совсем ни к чему было еще раз попадаться на глаза Веберу. Бергер встал в дверях, преградив старосте путь.
— Ты что? Уйди с дороги!
— Его здесь нет, — сказал Бергер, не трогаясь с места. — Ты понял?
Староста в изумлении уставился на него. Бухер и Зульцбахер встали рядом с Бергером.
— Что это значит? — спросил, наконец, староста.
— Его здесь нет, — повторил Бухер. — Рассказать тебе, как умер Хандке?
— Вы что, спятили?
Подошли Розен с Агасфером.
— Да я вам всем кости переломаю!
— Слышишь? — Агасфер ткнул своим корявым указательным пальцем в сторону горизонта. — Уже совсем близко!
— Он погиб не от бомб, — продолжал Бухер.
— Это не мы проломили Хандке голову. Там обошлось без нас, — вставил Зульцбахер. — Ты никогда не слышал о здешней феме?
Староста невольно сделал шаг назад. Он хорошо знал, что бывает с предателями и доносчиками.
— И вы тоже… с ними? — недоверчиво спросил он.
— Будь человеком, — сказал Бергер спокойно. — Не сходи с ума и не своди с ума нас. Зачем тебе — сейчас! — попадать в черный список?
— А кто говорит, что я хочу попасть в черный список? — Староста нервно засуетился. — Если мне никто ничего не говорит, откуда же я могу знать, что тут происходит? Я не понимаю — в чем дело? До сих пор на меня всегда можно было положиться.
— Ну тогда все в порядке.
— Больте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124