Но они давно забыли об этом.
Всех вновь прибывших прогнали через огромный чан с концентрированным дезинфицирующим раствором. На вещевом складе каждому из них швырнули по паре одежек, и вот они снова стояли на плацу.
Торопливо одеваясь, они не могли насладиться своим счастьем, если это можно назвать счастьем, — они попали не в лагерь смерти. Вещи, которые им выдали на складе, — снятые с мертвых и наспех выстиранные — болтались, как на вешалке, или трещали по швам. Зульцбахеру достались среди прочих тряпок женские трусы с красной оторочкой, Розену — простреленный стихарь священника. Вокруг отверстия, оставленного пулей, причудливо расплылось желтоватое кровавое пятно. Многие получили деревянные башмаки с острыми краями, присланные сюда из какого-то расформированного голландского лагеря. Для непривычных, и к тому же еще сбитых до крови ног это были настоящие орудия пыток.
Началось распределение по блокам. И тут завыли городские сирены. Все устремили глаза на лагерфюрера.
— Продолжать! — прокричал Вебер сквозь шум.
Эсэсовцы и капо нервно забегали взад-вперед, путаясь друг у друга под ногами. Шеренги заключенных по-прежнему оставались неподвижными. Только головы чуть заметно приподнялись, и лица смутно белели в лунном свете.
— Головы вниз! — скомандовал Вебер.
Эсэсовцы и капо понеслись вдоль строя, дублируя команду. Время от времени они и сами поглядывали вверх. Голоса их тонули в шуме сирен, и они пустили в ход дубинки.
Вебер, засунув руки в карманы, неторопливо похаживал по краю плаца. Он больше не давал никаких указаний. К нему подлетел Нойбауер.
— В чем дело, Вебер? Почему люди до сих пор не в бараках?
— Их еще не распределили по блокам, — флегматично ответил Вебер.
— Плевать! Здесь им все равно нельзя оставаться. Их могут принять за воинские подразделения.
Сирены завывали уже на другой ноте.
— Теперь уже поздно, — сказал Вебер. — В движении они станут еще заметнее.
Он остановился и посмотрел на Нойбауера. Нойбауер заметил это. Он знал: Вебер только и ждет того, чтобы он побежал в укрытие. Хочешь, не хочешь — придется торчать здесь вместе с ним.
— Что за идиотизм!.. — проворчал он сквозь зубы. — Посылать нам этот сброд!.. То хотят, чтобы мы избавлялись от своих собственных, а то вдруг подсовывают целую партию чужих! Не понимаю! Почему бы всю эту ораву сразу не отправить в лагерь смерти?
— Лагеря смерти расположены слишком далеко на востоке.
— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Нойбауер.
— Слишком далеко на востоке. А дороги и железнодорожные линии теперь нужны для других целей.
Страх вдруг опять сдавил Нойбауеру желудок ледяными лапами.
— А-а. Ну конечно. Для переброски крупных сил на фронт. Мы им еще покажем! — сказал он, чтобы подбодрить себя.
Вебер промолчал. Нойбауер мрачно покосился на него.
— Дайте команду «лечь». Может, так они будут меньше похожи на армейскую часть.
— Слушаюсь. — Вебер лениво сделал несколько шагов вперед. — Ложи-ись!
— Ложи-и-сь! — подхватили команду эсэсовцы.
Шеренги повалились наземь, словно скошенные. Вебер вернулся обратно. Нойбауер собрался было уйти, но что-то в поведении Вебера не нравилось ему. Он остался. «Вот еще одна неблагодарная тварь, — подумал он. — Не успел получить из моих рук орден, как уже опять обнаглел. Тоже мне герой! Что ему терять? Две-три побрякушки на своей дурацкой груди, больше ничего! Наемник несчастный!..»
Тревога оказалась ложной. Вскоре раздались сигналы отбоя. Нойбауер повернулся:
— Как можно меньше света! Заканчивайте поскорее. В темноте все равно ничего не видно. Теми, с кем не успели разобраться, пусть с утра займутся старосты блоков и кто-нибудь из канцелярии.
— Слушаюсь.
Нойбауер постоял еще немного, глядя, как вновь прибывших разводят по баракам. Люди с трудом поднимались на ноги. Многие, измучившись за день, сразу же уснули, как мертвые, и теперь товарищи не могли их добудиться. У других просто не было больше сил еще куда-то идти.
— Мертвых — во двор крематория. Всех, кто без сознания, — брать с собой.
— Слушаюсь.
Колонна была наконец кое-как построена и медленно двинулась вниз, по дороге, ведущей к баракам.
— Бруно! Бруно!
Нойбауер обернулся, как ошпаренный кипятком. Через плац, со стороны ворот, шла его жена. Она была близка к истерике.
— Бруно! Где ты? Что случилось? Ты…
Она увидела его и остановилась. Следом за ней шла Фрейя.
— Что вам здесь нужно? — спросил он сдавленным от злости голосом, стараясь, чтобы его не слышал стоявший поблизости Вебер. — Кто вас сюда пустил?
— Часовой… Он же нас знает! Тебя долго не было, и я подумала, может, с тобой что-нибудь случилось. Все эти люди… — Сельма с удивлением смотрела по сторонам, словно только что проснулась.
— Я же вам велел ждать в моей служебной квартире!.. — продолжал Нойбауер по-прежнему тихо. — Я же вам запретил приходить сюда!..
— Папа, — ответила Фрейя, — мама страшно испугалась. Эта огромная сирена, так близко от…
В эту минуту колонна повернула на главную дорожку и пошла мимо них, совсем рядом.
— Что это?.. — прошептала Сельма.
— Это? Ничего! Новая партия заключенных, которые только сегодня прибыли.
— Но…
— Никаких «но»! Вам здесь не место! Уходите! — Нойбауер увлек жену и дочь в сторону. — Быстрее! Вперед!
— Как они выглядят!.. — Сельма с ужасом смотрела на плывущие мимо лица.
— Выглядят? Это заключенные! Враги отечества! Как они, по-твоему, должны выглядеть? Как коммерсанты?
— А те, которых они несут, они…
— Ну хватит! — рявкнул Нойбауер. — С меня довольно! Этого мне еще не хватало! Что за сюсюканье? Они прибыли в лагерь сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124