Надо было купить на базаре все необходимое для плова на пятьдесят — шестьдесят человек, а также самых разнообразных лепешек (патыр, ширмой2); съездить за город, там должны зарезать
Нарын — еда из теста с вареной говядиной и кониной.
2 Патыр, ширмой — предпраздничные лепешки, барана.
Взять мясную тушу, доставить сюда, а часть вместе с рисом и морковью отправить в дом Рисолат, равно как и несколько тазов, наполненных самсой, нарыном, баурсаком1...
Аброр каждый вечер по нескольку раз ездил на базар, в магазины, туда-сюда... Дни стоят знойные. Аброр заходит домой словно обожженный изнутри, достает из холодильника что-нибудь похолоднее, пьет воду со льдом. Горло охрипло, закоптилось табачным дымом; Аброр кашляет и жалуется:
— В горле першит, будто бритвой скоблят.
И ложится без сил, выпив перед сном теплого молока.
Назавтра снова беготня, снова потный, снова пьет холодные напитки и беспрестанно курит.
Вазира до глубокой ночи печет слоеные лепешки, баурсаки; Ханифа-хола, конечно, помогает. Раскатывает тесто. А потом уходит в свою комнату и занимается украшением колыбельки.
Она сшила треугольный матерчатый талисман, положила внутрь душистый имбирь, снаружи прикрепила две бусинки и повесила на бешик, к той стороне, где будет лежать головка младенца. Летнее покрывало Ханифа-хола сделала из легкого атласа, а зимнее — из красного бархата, на подкладку пошел красный ситец.
Ах, как она любит бешик! Нынешние молодые мамы не знают, как им пользоваться... А вот тут горшочек есть и деревянное приспособление к нему. И не надо тебе без конца стирать и сушить бесчисленные мокрые пеленки... Ежели ребенок привыкнет лежать в бешике, он доставляет матери забот в десять раз меньше, чем в коляске. Говорят, бешик неудобен. Наоборот! Чтобы покормить ребенка, надо его из коляски-то подымать, брать на руки. А бешик так устроен, что мать обопрется руками на верхнюю перекладину и свободно даст ребенку грудь. Она-то, Ханифа-хола, даже засыпала иногда средь ночи в таком положении... А как удивительно красив, разряжен бешик... И разве не умно придумано, что матрасик набит не ватой, а зерном проса? С ватой — значит, через два-три месяца матрасик станет жестким. А просо пересыпчатое: одна сторона намокнет — подними за другую сторону, просо внутри матраса потечет, и опять ребеночек на сухом лежит. Ханифа всех своих детей вырастила в такой колыбельке. И такой же бешик есть и у таджиков, Ханифа-хола это знает. А недавно в кино показывали — подобной колыбелькой пользуются матери на Кавказе. А теперь говорят — пережиток! По ее-то мнению, кто в бешике не лежал и не слышал в детстве звуков сурная, тот растет непослушным, беспутным... Да, не забыть бы: Аброр должен найти еще сур-найчи.
— Эй, отаси, а сурнайчи нашел?
— Будь он неладен, твой сурнайчи! Аброр не один раз к нему домой ездил, нету его, говорят, и все. Ушел, говорят, на свадьбу. Поехали прямо на свадьбу. А там выяснилось, что десять дней он будет занят: каждый день в трех-четырех домах сурнайчи играет — уже задатки взял.
'Бауреак—маленькие обжаренные шарики из теста с добавлением сахара и соли.
— У людей по два сурнайчи, а вы и одного не можете найти.
— Э, жена, что нам тягаться с теми, кто с жиру бесится? Я спросил у сурнайчи: «Сколько берете за игру на бешик-тое?» Говорит, восемьдесят рублей. А играет от силы два часа. И люди платят!.. Вот какие времена настали, денег у людей много стало, не знают, на что потратить.
А Ханифа-хола с каких еще пор мечтала посадить около пестренького, ярко разукрашенного бешика сурнайчи и через весь город проехать под колыбельную мелодию «Алла, болам» — «Спи, мой малыш».
— Аброр, тебе жалко денег, да? Я тогда возьму взаймы у старшего зятя!
— Чуть что — «старший зять, старший зять»! Не о деньгах только речь. Зачем нам вообще этот сурнайчи-обдирала?
— Не будет сурная, и бешик-той — не бешик-той. Вот и все! Вазира ждала, что Аброр вот-вот скажет: «Ну и хорошо, не надо
так не надо». Но где там... Аброр тяжело завздыхал, снова задымил. И тут Вазира пришла на помощь:
— Мама, хватит уже гонять бедного Аброра! Из-за какого-то сурная теперь... Отаси и сын ваш замучились уже — бегают туда-сюда. Пожалейте их. К тому же Аброр простужен, кашляет.
— С чего это они замучились? Машина есть? Мы вот вырастили вашего мужа на своей ладони. Вот это было мукой! Пока я превратила кусок мяса в человека, чего только не пережила!
— И мы растим детей, мама! И нам тоже трудно.
— Вай! Значит, хотите отменить бешик-той, невестушка? «Живешь приживальщиком, так знай свое место» — это хотите сказать?!
Ну, сейчас начнется! Аброр встал между женщинами:
— Мама, да погодите, мама! Кто вам говорит, что вы приживальщики? Вы живете в доме сына, а значит — в своем доме.
— Ты лучше послушай, о чем говорит твоя жена! Ей трудно, тебя замучили... Она стала тебе ближе и родней, чем я, да?
Вазира отвернулась и ушла на кухню. Уже там слышала, как Аброр говорил:
— Мама, оставьте вы обиды свои... Нельзя без сурнайчи — ладно, найдем, с отцом сейчас съездим еще в одно место. Ну, все?
Возвратились они уже поздно вечером, часов около одиннадцати.
— Можешь успокоиться,— сказал Агзам жене.— С одним сурнайчи договорились за сто рублей. Пусть пропадут вместе с ним!
Ханифа продолжала молча украшать бешик.
Вазира на кухне жарила-парила баурсаки. Весь в поту, Аброр вошел в ванную, освежил себя душем и прямо в майке ввалился на кухню. Но кашель не давал покоя.
— Уф-ф... Дерет горло.
Вазира не откликнулась. Молчит, брови сдвинув.
— Хоть вы не мучайте меня, ханум.
— А вам меня мучить вдвоем с матерью можно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97