.. А как мне было больно, Сергей, покидать родной дом на берегу Бозсу! Теперь на этом месге, на месте виноградников, вырастут бетонные берега и асфальтированная «инспекторская дорога»?
— Вот чтобы этого не допустить, мы и привлекаем тебя, Аброр, к обсуждению проекта бахрамовых. В Союзе архитекторов, видно, тоже не одни его сторонники будут. Только проанализировать надо аргументированно, спокойно... Не задираться!
Вес портфеля значительно увеличился, когда Аброр засунул в него большую картонную папку. Но на душе у Аброр а все-таки полегчало.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ханифа-хола не привыкла жить в квартире как в клетке. Ей нужно свободное пространство двора, ей нужно видеть людей, с соседями поговорить... Топоча комнатными тапочками — кавушами — по ступенькам лестницы, она по нескольку раз в день спускается с третьего этажа, выходит из подъезда, смотрит по сторонам...
По тротуару мимо нее идут люди. Окна домов, выходящие во двор, все открыты, то в одном, то в другом из них тоже показываются люди. Стоять на дорожке без дела да глазеть вокруг — неудобно. Ханифа-хола медленно шагает вперед, куда асфальт приведет... Вот на улице магазин «Универсам».
Не собиралась чего-нибудь покупать, но обошла все его отделы. Вернулась во двор своего дома.
Подъезды, лестницы, квартиры везде тут как две капли воды похожи друг на друга. Бывает, Ханифа-хола иногда ошибется и заскочит не в свой подъезд. Пока не доберется до третьего этажа, не заметит, что ошиблась. Подойдет к двери, ну уж тогда... Дверь та же, как у Аброра и Вазиры, но что-то не то: или обита другого цвета дерматином, или у порога другой коврик, чтоб ноги вытирать, или, наконец, номер квартиры не разберет.
Вай, ну что я за разиня! — восклицает Ханифа и снова сходит вниз.
Надо всегда смотреть на деревья, посаженные вдоль тротуара. Тогда легко найти свой подъезд — по молодой урючине, что рядом со нходом.
Снова поднимается Ханифа-хола на третий этаж. Во внутреннем кармане кофты нащупывает пристегнутый булавкой ключ.
Все четыре комнаты пусты. Аброр и Вазира на работе. Внуки еще не возвратились из лагеря. Агзам как уйдет рано утром на участок, так до позднего вечера его нету.
Ханифа заходит в кабинет сына Аброра.
На стенах — цветные рисунки. На книжном шкафу вверху стоит написанный масляными красками портрет Вазиры. Красивый портрет. Толстые косы спадают на плечи. Большие глаза смотрят ласково.
Лицо нежное, и губы пухлые — признаки молодости. Сразу заметно: с большой любовью к жене Аброр рисовал этот портрет.
А напротив висит портрет Аброра. Там ему тридцать лет, самое цветущее время. В глазах огонь горит. Густые, пышные волосы торчком. И шея в распахнутом воротнике рубашки видна — сильная, крепкая шея. Этот портрет Вазира делала. Объясняла свекрови, помнится, так: «Каждый архитектор должен уметь рисовать людей, без этого нам нельзя. Мы чертим, проектируем красивые здания. Но самое совершенное в мире — лицо человека. Мы должны уметь нарисовать человека, чтобы красивей была наша работа». — «Тогда моего старика и меня рисуйте».
И Вазира сразу же, помнится, согласилась. Аброр тоже несколько раз брался за портреты отца и матери. Да вот ничего у них не получалось. То ли времени не хватало, то ли интерес пропадал,— словом, до сих пор портретов нет.
А вот друг для друга у них хватило и времени и интереса. Ханифа-хола не раз думала обо всем этом. «Вот она такая и есть, жизнь матери. Твои мысли — о сыне, а мысли сына — о жене».
Подняла Ханифа-хола занавеску оконную — батюшки, солнце-то уже день повело на вторую половину! Время полуденного намаза вот-вот пройдет... А молитва просветляет и смягчает душу.
Вот и теперь, помолившись, она принялась вспоминать, как Аброр перевозил их сюда, какие неприятности пережил из-за аварии. «Нет, хороший *у меня сын, слава аллаху. Лишь бы здоровым был. О аллах, не увидеть мне его несчастным».
В прошлый выходной, когда свекровь с невесткой одни, решила Ханифа-хола искупаться как следует в ванне. Вазира ей помогла, терла спину мочалкой. Умиленная, свекровь заявила:
— Сватья моя, Зумрад-хон, хорошо воспитала вас, невестка моя... Я вот с переездом никак не могу выбрать время и проведать сватью-то свою. Когда вы собираетесь к ней в больницу?
— Сегодня вечером.
— Тогда и я с вами пойду, Вазира-хон. Давайте самсу приготовим.
Наварили, напекли и самсу, и манты. Пошли в больницу. Вывели Зумрад Садыковну в тенистое местечко на больничном дворе, долго, хорошо разговаривали и с ней, и друг с другом...
Сейчас Ханифа-хола, убирая в своей комнате молитвенный коврик, думала: «Нельзя бога гневить неблагодарностью — невестка моя хорошая, а в последнее время стала еще лучше».
Ободренная этим выводом, начала споро готовить ужин.
Вечером машхурду1, которую приготовила Ханифа-хола, Аброр и Вазира ели да похваливали.
— Зафар-джан тоже очень любит машхурду! — сказала Ханифа-хола.— Напрасно ты, Аброр, детей в лагерь отправил.
— Почему? Лучше им там отдохнуть, чем томиться от жары в „городе.
— Малика уже невеста скоро... По пословице — не одно добро, а и зло живет на земле... Как бы там не испортили ее.
— Недавно мы ее проведали. Не беспокойтесь, мама. Им там хорошо.
— А вы подумайте, дети мои, мне-то каково: целый день одна, не знаю, куда себя деть, хоть лопни со скуки!
Вазира с Аброром переглянулись.
— Их беготня и шум тоже вам надоест. Если и на каникулах они с утра до вечера дома...
— Э, невестушка, что я, никогда детей не видела? Слава аллаху, четверых вырастила. И ваших детей поставила на ноги. Разве я из тех бабушек, кто избегает внуков?
— Мы все соскучились по детям, да ничего, они уже скоро будут здесь,— вмешался Аброр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97