! Вазира стала говорить быстро-быстро:
Мели свет различаете, пугаться не надо. Небольшое бельмо, скорей всего, вам мешает. Сделают операцию и удалят его.
— Операция? Легко тебе говорить! Здоровья и так нет. И вторым глазом слабо вижу. Вай, еще бельма не хватало!.. Видать, судьба моя такая горькая. Почему отец твой оставил меня одну на этом свете? Забрал бы с собой, от всех тревог избавил бы! Что же это будет, если я на старости лет еще и зрения лишусь, а?! Как же мне жить теперь, слепой и немощной, да еще с сыном... таким непутевым?! Эти причитания матери разрывали сердце Вазиры.
— Не надо, мама, не преувеличивайте болезни, никакая вы не слепая и не немощная,— принялась она утешать ахающую мать — Ну, а с сынком вашим я сейчас сама поговорю!
Вазира стремительно вышла из кухни, рванула на себя дверь, из-за которой по-прежнему неслись, лишь чуть приглушенней прежнего, хриплые звуки и бьющие по нервам ритмы.
В комнате было накурено — не продохнуть, хотя окна раскрыты настежь. На столе — стаканы, одна уже опустошенная бутылка портвейна, вторая выпита наполовину. Трое парней и две девушки: одна чернобровая, с сигаретой в зубах, в короткой юбке, другая — темно-русая.
Музыка оглушила Вазиру. Залихватская какая-то, разухабистая, веселая, но молодежь развалилась на стульях и в креслах — хмурая, скучная, на лицах пресыщение всем на свете до смертной тоски.
Вазира показалась на пороге, огромный пятнистый дог, лежавший у окна, грудь и лапы на ковре, вскочил, напрягся. Длинноволосый, по моде заросший бородой и усами Алибек прикрикнул:
— Лежать!
Потом неторопливо поднялся из кресла. Пояснил приятелям: «Это моя старшая сестра»,— подошел к Вазире и вяло протянул ей руку. Вазира окинула взглядом собравшихся:
— Здравствуйте...
Еле-еле процедила свое «здравствуйте» ей в ответ лишь одна чернобровая — та, что в короткой юбке, с сигаретой. Остальные небрежно кивнули. Встать никто и не пытался. Предпочитают, мол, обходиться без всяких церемоний, без устаревших выражений взаимных любезностей.
Вазира, в свою очередь, бесцеремонно повернулась к компании спиной и сказала брату:
— Ну-ка выйди со мной!
Алибеку сразу стало ясно: мать сестре пожаловалась на него, сейчас начнется воспитательная беседа.
— А ты мне что-то сказать хочешь? Так говори здесь. Видишь, у меня гости.
— Я тоже гостья. У меня к тебе серьезный разговор. Скажу и уйду. Пошли...
Извиняющимся жестом Алибек развел руками, пожал плечами:
— Чао, ребятки! Я быстро вернусь.— И вразвалку пошел вслед за сестрой.
Одет он был в зауженные на бедрах и расклешенные внизу брюки, которыми при каждом шаге словно намеренно мел пол. И манера цедить слова, и шаркающая походка, и пижонская разноцветная бахрома-шнуровка на месте отворотов внизу джинсовых брюк — все в брате раздражало Вазиру, до поры до времени она изо всех сил старалась сдерживаться. Молча прошла с Алибеком в комнату, где жила мать.
— А ну-ка садись,— показала она брату на диван, сама присела на стул напротив.
Дверь, ведущая из комнаты на балкон, была распахнута, и грохот улицы беспрепятственно наполнял всю комнату. Вазира совсем не хотела срываться на крик, тогда она могла окончательно рассориться с Алибеком: ведь брат, конечно, встанет и уйдет, нужного разговора не получится.
Хоть жарко и душно было в комнате, Вазира прикрыла балконную дверь.
Из кухни, осторожно ступая, пришла Зумрад Садыковна. Еще одно усложняющее обстоятельство, но не предлагать же матери идти обратно.
— Мама, садитесь, посидите с нами.
Разговор с Алибеком пришлось повести издалека:
— Как дела? Все еще на заводе работаешь?
— Нет. Уже в институте работаю.
— Когда же успел?
— Дней двадцать назад перешел, а что?
— Но ты был инженером солидной фирмы — авторитетного завода текстильного машиностроения. Почему ушел? Зарабатывал мало?
— Да так, захотелось. Я свободный человек. Где хочу — там и работаю.
— Бездельничал, поди, как и дома, прогуливал...— не выдержала Вазира.— И кто же ты в институте, можно узнать?
Алибек, отрешенно пощипывая куцую бородку, будто не расслышал вопроса. Вазира повторила вопрос. Вместо Алибека ответила Зумрад Садыковна:
— Младшим лаборантом стал твой братишка!
— Вот это да! — ахнула Вазира.— Младшими лаборантами девчонки работают после десятого класса. А у тебя высшее образование. Семьдесят рублей! Разве тебе хватит? У тебя же семья!
Алибек вытянул ноги в бахромчатых своих джинсах, откинулся на спинку дивана. Потом выпрямился, принялся сосредоточенно рассматривать руки, чистить неимоверно длинные ногти на обоих мизинцах
Что он может тебе сказать, Вазира-джан? — подала голос Зумрад Садыковна.— Он последние деньги из моей сберкнижки вытягивает. По десять, по пять рублей, а то и по трешке. И пенсию мою всю до копейки спускает!
Снова жаловаться начала, да? — вдруг резко вскинулся Алибек Жалобы, жалобы, жалобы... Нет, все это, видать, прекратится, лишь ми да и уйду из дому совсем!
Алибек шал, что именно этого больше всего боялась мать. Без Алибека она бы дня прожить не смогла. Любила, привыкла, не могла помыслить себя вдали от сына. После окончания института Алибека вместе со сверстниками должны были на год призвать в армию. Так Зумрад Садыковна все пороги в военкомате обила, несколько письменных заявлений подала. Больна, дескагь, одинока, некому больше присмотреть за ней,— и ее ходатайство-просьбу, некогда активной общественницы, «женотделки», человека с заслугами, гуманные люди уважили: сына от призыва освободили. Эгоистичный и хитрый Алибек давно прибрал к рукам старушку мать, давно научился извлекать выгоду из ее материнской любви, привык делать все, что пожелает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97