Аброр говорил громко, уверенно, не запинаясь. Он ожидал, что откроется еще какая-нибудь дверь в коридор и покажется сама Нигора. Все свои слова он целил в нее. Но двери были плотно закрыты.
— Когда вы приходили сватами,— начала мать девушки, с нарочитым презрением кривя губы,— мы и встречали вас с почетом, чапаны надевали. Думали тогда, что вы достойные люди!
— А мы оказались недостойными? Чем же? — опять-таки громко спросил Аброр.
— Мы от вас, от свата и будущего родственника, себе добра ждали. А вы натворили... сколько зла причинили моему брату! Я вот только сегодня узнала, как вы хотели лишить его премии, чтобы самому стать лауреатом! А вчера при больших начальниках вы нападали на моего брата, чтобы лишить его высокого поста. Вы просто завидуете Шерзо-ду Бахрамову! Если вы такой завистник, человек с черным нутром, то поищите себе других родственников!
— Уважаемая... соседка! Не спешите навешивать на меня дурные ярлыки! Кто завистник с черным нутром — мы выясним. Ваш любимый брат Шерзод Бахрамов — мой однокашник, я знаю его со студенческих лет. Как правило, завидуют талантливым людям. А черная зависть свойственна бездарностям. Верно? Если я бездарный, а Шерзод — яркий талант, то давайте сейчас вот при вас и проверим; дайте нам два листка чистой бумаги, два карандаша, мы сядем рядом... Что хотите, чтоб мы сделали: рисунок двора, чертеж, ваш портрет? Посоревнуемся при вас: у кого выйдет лучше! Ну давайте?
Шерзод подал голос:
— Что за детские забавы? Время таких смешных конкурсов для нас с тобой прошло, дорогой Аброр.
— Ты уходишь в кусты, дорогой Шерзод. Наши с тобой конкурсы не кончились. Вчерашний ты проиграл, потому что у тебя не творческое, а стереотипное мышление. Зачем ты вообще пошел в архитектуру? Ты способен мыслить только стандартными кубиками да бетонными плитами. А вот когда надо нарисовать или воспроизвести что-то индивидуальное, неповторимое — тебя не хватает. Я видел десятки твоих рисунков, чертежей. Они все однотипны, ты это знаешь сам. И потому замахиваешься на все живое, губишь его.
Аброр все это выпалил залпом. Но и расчетливо громко и остро: за стеклянной дверью, что вела в одну из боковых комнат, он заметил легкое движение. Нигора там. Ну так пусть она слышит все.
Какая наглость! — взвизгнула сестра Шерзода, а сам он ядовито-иронично спросил:
— Ты, Агзамов, стало быть, яркий талант, а я бездарь, так?
— Не о себе говорю. А ты, Шерзод, весьма нужный человек, нужный винт, как некогда считалось... Произносили раньше речи о маленьком человеке, необходимом человеке-винтике. Ты, конечно, большой человек,— стало быть, большой винт. Чем винты хороши? Да тем, что подходят под стандарты, их можно легко заменять, удобно вынуть из одного паза ик вставить другой с той же нарезкой. Не потому ли ты и кочуешь с места на место? С одного солидного поста на другой? Но ты еще и честолюбив, Шерзод, ты используешь административный пост, чтобы выдвинуться и по творческой линии; творческие лавры, по праву принадлежащие талантам,— вот что не дает тебе покоя. Тогда ты отодвинул молодого талантливого архитектора Хатама Юлдашева, хотел занять в списке его место. Так или нет? Скажи своим родным правду. После того как я выступил в защиту Юлдашева, он получил премию или нет? Молчишь? А он получил-таки премию! Талант был достойно вознагражден... Вот и рассудите, уважаемые соседи и будущие родственники,— повернулся Аброр к смущенному вконец Мухтару,— кто из нас завистник с черным нутром?
Сестра Шерзода, хоть и растеряла значительную часть прежнего пыла, все-таки вновь вступила в бой:
— Завистник тот, кто вчера пытался сбросить моего брата с высоты. Не для того ли, чтобы самому взгромоздиться в это кресло?
— Да пусть он сидит в нем еще сто лет! А вчера... своим выступлением я спасал доброе имя своей жены, на которую Шерзод пытался свалить вину за свой никчемный проект.
Аброр коротко рассказал о том, что вчера случилось с Вазирой на обсуждении и после обсуждения, не скрыв и того, что она сейчас лежит больная: будущие родственники должны и это знать.
Тут вдруг приоткрылась дверь с шелковой занавеской, на ручке двери показалась изящная девичья рука. Нигора не стала выходить в коридор, постеснялась показаться Аброру в утреннем виде, в домашнем халатике и с заплаканным лицом. Но молчать она больше не могла:
— Извините нас, Аброр-ака!.. Столько неприятностей и мучений мы вам всем причинили... Передайте, пожалуйста, Шакиру... Завтра я пойду в загс, что бы это ни стоило, пойду...
— Пойдешь, если мы тебе разрешим,— жестко осадила мать.
— Мамочка, вы тоже все слышали... Зачем вы вернули свадебные подарки?
— А почему они... почему такой ширпотреб покупают? Мы для жениха из заграничной парчи чапан шили. Костюм японский купили... А они какого-то местного производства кофты-мофты послали... Не будет наша дочь одеваться в тряпье!
— Ничего не надо, мама! Зачем вы все в торговлю превращаете?! Мне стыдно! Стыдно! — Нигора громко заплакала за дверью, но продолжала говорить сквозь рыдания: — Если вы... не прекратите... уйду из этого дома! Убегу! Выброшусь с балкона... Мне стыдно!
Ширзод сделал знак сестре, и та исчезла в комнате за стеклянной дверью. Аброр вопросительно посмотрел на Мухтара.
— Аброр Агзамович... вправду...вышло нехорошо.— Мухтар развел руками.— Дело не в подарках, конечно, но... надо было все недоразумения выяснить... Хорошо, что вы зашли... Пройдемте в гостиную... а то в коридоре все стоим... Шерзод Исламович, пригласите и вы нашего гостя в комнату.
— В другой раз, Мухтар-ака, спасибо. Сейчас я спешу на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97