,
— Хо-хо, хо! Хэйо!— гаркнули в ответ гаронды.
Алекс вытянулся перед строем, развернул плечи и, набрав полные легкие воздуха, во всю силу крикнул:
— Здравствуйте, братья гаронды!,
— Хэй-йо, хэй!—дрогнула площадь.
Зарокотали барабаны. Нгамба затянул какой-то стих. Он начинал глубоким низким голосом и возносился до неимоверно высокой ноты, а воины заключали оглушительным «Хэй-йо!»
Алекса осторожно тронули за плечо. Рядом стоял Джон» ни. Скуластое простое лицо его расплылось в улыбке. Он протягивал младенца, завернутого в черное. Розовое личико мор-щилось под яркими лучами солнца.
Алекс взволнованно принял драгоценный сверток. Ребенок смешно таращил глазенки и ворочал головкой, словно что-то мешало ему. Грянуло новое «Хэй-йо», и младенец заплакал. Слабый детский плач вплелся в торжественный гул, сотрясавший землю и небо. Били все барабаны Хванде. Воины ревели во всю мощь своих молодых глоток, размахивая оружием, колотя копьями о щиты. И Алекс, ошеломленный, радостный, шагал вдоль рядов, подняв над головой ребенка.
— Мой сын! Это мой сын!— повторял ом.
Обойдя площадь с сыном на руках, Алекс поспешил к жене.Гаудили лежала на низком топчане у слабо горевшего очага. Увидев Алекса, она приподнялась, молча протянула к нему руки. По ее заострившимся щекам медленно катились слезы. Алекс бросился на колени:
— Галюша!
Гаудили потянулась к нему, и он прижал к своей груди два дорогих существа — жену и сына.
Из темного угла медленно выступила Маури. Она еще больше высохла и согнулась. Щурила узкие глазки, стараясь разглядеть вошедшего. Алекс передал сына жене, подошел к своей крестной матери, ласково обнял. Почувствовал, как сухое слабое тело старушки задрожало. Он поцеловал со в темную цвета армейского сухаря морщинистую щеку. Маури беззвучно плакала.
— Не надо, матушка! Успокойся! Я вернулся живой и здоровый.
— Это от радости,— бормотала Маури.— Ялу не взял тебя. Жить тебе вечно, сын мой!— и старушка захлопотала у домашнего очага.
После плотного завтрака уложили сына спать. Посидели, прижавшись друг к другу.
Гаудили нехотя высвободилась из объятий мужа. Подняла свое побледневшее лицо с поджатыми губами. Меж нахмуренных бровей ее врезалась крохотная прямая складка. Гаудили с усилием выдавила:
— Кадонги, твои воины нарушают законы племени. Ты вернулся, и я не хочу больше откладывать. Через два дня созываю совет старейшин, будем судить твоих оки.
— Надеюсь, не всех, вождь?—спросил Алекс, пораженный официальным тоном жены.—Назовите, кого из них!
— «Золотой дьявол», «Длинноногий шакал», «Кабан». Двух еще укажут.
— «Кабан» уже мертв. Трех оки я арестовал. Я сам вижу: оки распустились, их давно нужно было призвать к порядку.
— Гаро и Манжи ждали тебя. Они не хотели обидеть своего кадонги. Я— Гаудили запнулась, посмотрела на Алекса долгим взглядом,— я болела, и старейшины пожалели меня. Теперь я здорова и применю к твоим оки законы племени и власть вождя.
— В чем лх обвиняют?
— В грабежах и насилии. Отбирают дичь у охотников. Пострадавшие расскажут подробно. Оки дерутся с нашими парнями из-за девушек, нескольких уже убили. Оки живут не по законам сиеми и должны покинуть племя.
— Я согласен с тобой, вождь. Но если белый человек не подчинится решению совета, тебе нужна будет поддержка моих партизан, не так ли?
— Ты — кадонги, и имеешь такой же авторитет в совете племени, как я. По как бы ты ни поступил, воины сиеми мне верны и выполнят мой приказ.
— Ты лучше знаешь законы племени, законы нага. Тебе их и вершить.
Алекс пристально всматривался в свою жену. А она сидела прямая, холодная, неприступная. Глядела перед собой широко открытыми глазами, не мигая. Говорила твердо, четко, словно читала приговор. Нежное лицо ее отвердело, заострился вздернутый нос. Сейчас перед Алексом была не ласковая жена, мать его ребенка, а суровый, властный вождь племени.
ВСЕ НАХОДЯТ ДОРОГУ К ДОМУ ЯЛУ
- Кадонги, вести от Гаро!— расталкивал Джонни сонного Алекса.
— Ну что тебе? А-а, сейчас. Зови сюда!—бормотал Алекс, пытаясь стряхнуть сон.
— Они там,— Джонни угрюмо указал на дверь и удалился. Алекс соскочил с топчана и, накинув шерстяной плед, вышел на улицу. Джонни и два дозорных о чем-то переговаривались посредине улицы. Увидев Алекса, они замолкли.
— Плохие вести, кадонги. Гаро в беде,— хмуро сказал коренастый воин.— Посмотри туда!
Занималась заря. В низинах стоял густой туман, будто разлилось по Нагаленду жирное козье молоко. И в нем плавала темно-зеленоя вершина с узким столбом дыма, тянущимся к розовому небу. Это был сигнал бедствия, призыв о помощи. Его мог подать или Гаро, или кто-нибудь из тилое, живших в той стороне.
— Тревога! Объявляй тревогу!- крикнул Алекс.
Дозорные бросились к стоявшему в центрному, вынесли большой барабан и заколотили колотушками. Барабан недовольно загудел, заворчал, потом грозно зарокотал, сзывая людей. Воины высыпали из хижин, казарм, протирая глаза, Выстраивались отделениями, взводами, ротами, бряцая оружием. Приковылял, шатаясь, Маунг Джи, поддерживаемый своим, помощником Тин Е.
— Здравствуй, мой друг,— расцеловал юношу Алекс-Сегодня тебе лучше? Вчера ты был в бреду и не узнал меня. Поправляйся, тебе еще рано в поход.
— Мне очень жаль. Прости, мой командир. Перед Алексом вырос Нгамба.
- Отряд построен, командир. Приказывай!- доложил он.
— Горы сигналят: наши братья в беде,— заговорил громко Алекс.— Идем к ним на выручку. Здесь остаются рота Зонига и билловцы, главным назначаю Маунг Джи. Остальным даю полчаса на сборы. Разойдись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80