И пошла перекатами петушиная перекличка, задорная, горластая. «Как у нас в деревне»,— вспомнилось Алексу, и сердце защемило тоской. Жители деревни, потревоженные ночным боем, сходились на площадь. Алекс отпустил воинов отдыхать, остался лишь с Жакундой и телохранителями.
Они наотрез отказались оставить его одного, своего кадонги.
— Жакунда, проследи, чтобы воины не брали голов джапони. Нам ни к чему подобное зверство, - сказал Алекс.
— Этот обычай почти умер, кадоиги, — Жакунда торопливо начал застегивать на пуговицы распахнутый ворот гимнастерки. — Мы берем только пряди волос с голов убитых врагов. Ты видел это на одежде наших мужчин. А Мбанго отрубил голову джапони, чтобы доказать свою верность нам.
— Я боюсь, чтобы не возродился ваш древний кровавый обычай «охотников за головами». А что ты прячешь, брат?
— Да так, разные дурачества, — смутился вконец Жакунда. Он расстегнул свой ворот гимнастерки, и там, на бронзово-коричневой мощной груди командира, Алекс увидел две вытатуированных синим цветом фигурки человечков.
Громов улыбнулся,
— Кадонги, — заговорил виновато Жакунда,— я убил уже двух джапони. Для счета нацарапал, чтобы не забыть, А еще это гордость воина. Но если тебе не нравится, я сдеру эти знаки вместе с кожей.
— Ну зачем же! В таких рисунках ничего плохого нет. Некоторые ведут счет убитым врагам зарубками на прикладе винтовки. Вы, нага — подобными рисунками. Сомневаюсь в одном: хватит ли у тебя груди на всех джапов, которых надо уничтожить, — добавил лукаво Алекс.
На площади состоялся импровизированный митинг. Селяне сидели и стояли. Многие были с детьми. Из первых рядов поднялся высокий старик.
— Вот эти храбрецы, — указал он сухой рукой на Алекса и Жакунду, стоящих рядом со старостой, — пришли к нам, побили японцев и уйдут. А мы останемся с ножами против пушек. Так и получается: бросишь глинкой, в тебя кинут свинцом. Я уже отжил свой век. Но куда податься им? — и старик показал на копошащихся перед собой детей. — Куда спрятаться от мстительных японцев? Разве тростник остановит пулю? И разве тростник не
мог нагнуться, чтобы пуля не срезала его? Мы бы могли мирно договориться с японцами. Теперь поздно.
— Мы видели дым бедствия и поспешили на помощь,— возразил, волнуясь, Жакунда.
— Их зажег какой-нибудь трусливый юнец. Совет старейшин не давал согласия на это, — вмешался другой старик, жрец земи, продолжая сидеть на обрубке дерева, покрытом звериной шкурой. По бокам его стояли два молодых воина.— Ну и пусть повесили бы десять заложников. Поделом нам — не бери чужое! Это были бы жертвы богам, которых мы прогневили. Теперь жизнь наша повисла на кончике ногтя. Пролитую воду трудно собрать. Нас, как глупых щенят, толкнули на тропу войны. И это сделали они, — жилистый палец жреца ткнулся в Алекса и Жакунду. Палец дрожал, тряслась и белая окладистая борода главного жреца.
Тягостное молчание повисло над площадью. Оно не предвещало ничего хорошего. Земи переглядывались, тяжело вздыхали. И тут раздался дикий крик:
— Мы погибли! Проклятие убийцам! Хватайте их! Толпа зашевелилась, заворчала, качнулась вперед.
Телохранители подтянулись к своим командирам, встали рядом маленькой плотной кучкой.
В этот критический момент из середины толпы протолкнулся пожилом приземистый мужчина с вытатуированными фигурками человечков на широкой груди. Это был Ми-ротеунг — прославленный воин, знаменитый в прошлом охотник за головами. Он глухо заговорил и все замолчали.
— Низкие трусы! Я уважаю старейшин и жреца. Их дело давать нам разумные советы. Но речь не о них, а о вас, жители Чмеозанга. Вы позорите земи — самое могучее племя нага. Даже если пчелу раздразнишь, она ужалит. А вы? Хотите, чтоб вас убивали, как жалких цыплят? Отбирали нашу добычу, наш рис, наши дома? Насиловали наших жен и дочерей? Сиеми не стерпели такого позора. Они защищаются, а теперь защищают и нас. Их воины кладут свои тела щитом между нами и японцами. И каждый уважающий себя мужчина благодарен им за это. Спасибо, братья!— Миротеунг с достоинством поклонился Алексу и Жакунде, потом решительно закончил. - Если нужно воевать, будем
воевать. Разве перевелись у нас храбрые воины? Прямое дерево не боится умереть стоя.
Эти гневные слова, словно огненные стрелы, впивались в притихших людей, и земи склоняли головы, прятали глаза. Вперед выбрался мужчина с ребенком на руках. Он растерянно огляделся, потом затарахтел:
— Моя жена не вернулась из леса. Говорят, солдаты убили ее. А у меня трое детей, я не могу без жены. Что мне делать? Мстить солдатам? Тогда они убьют всех нас. Правильно говорят старики: не ныряй в землю — разобьешь лицо. Джапони не сосчитать. Они, как муравьи в лесу, и везде нас найдут. А как мы покинем наши поля и дома? Ведь такой хороший урожай!
В толпе раздались беспорядочные крики:
— Мы умрем в джунглях, останемся здесь!
— Уйдем в джунгли, здесь нас всех перебьют!
— Найдите Тагу жену, он же пропадет без женщины! — Нельзя воевать с джапони!
— Смерть джапони!
Все кричали, не слушая друг друга. Кричали громко, беспорядочно.Наконец, вперед выступил староста. Обвел хмурым взглядом возбужденную толпу. Поднял руку, люди замерли.
— Они явились по зову сердца, узнав о нашем несчастье, — сказал он гневно. - Правильно ли они сделали? Да, правильно. Нага — братья и должны помогать друг другу в беде. А вы забыли главный закон племени: один за всех, все за одного. — Голос старосты окреп. — Для глухого нет грома, для слепого нет молний. Вглядитесь, прислушайтесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80